На Лазурный берег он приехал после победы на матче в Лондоне. Победа была легкой, а следующий матч, о котором договорился Шульц, должен был состояться в Париже через месяц, и возвращаться в Нью-Йорк на такой короткий срок не имело смысла. Том подцепил в Лондоне лихую девчонку, которая сказала, что знает отличный укромный отель в Канне, а так как после победы Томас впервые купался в деньгах и возомнил, будто теперь ему ничего не стоит уложить любого боксера в Европе одной рукой, он покатил с ней на два дня в Канн. Два дня растянулись на десять. Шульц слал отчаянные телеграммы, а Томас валялся на пляже, много ел, успел полюбить местное розовое вино и прибавил лишних пятнадцать фунтов. Когда он наконец добрался до Парижа, французский боксер чуть не убил его на ринге. Впервые в жизни Томас был нокаутирован, и сразу выяснилось, что больше его никто не приглашает выступать в Европе. Почти все деньги, полученные за предыдущий матч, он просадил на лихую лондонскую девчонку, которая, помимо своих прочих достоинств, отличалась любовью к драгоценностям, и Шульц, когда они летели в Нью-Йорк, с ним не разговаривал.
Французский боксер лишил Томаса чего-то, что уже было не восполнить, и теперь матчи предлагались ему все реже, а платили за них все меньше. Дважды он прикарманивал деньги, полученные женой за вихляние задом; Тереза прекратила с ним всякие отношения, и если бы не сын, Томас хлопнул бы дверью и ушел.
Лежа на измятой постели в душной комнате, он раздумывал обо всем этом, и на память ему пришли слова, сказанные братом в тот далекий день в отеле «Уорвик». Если Рудольф следил за его карьерой, то, наверное, говорит сейчас их надменной сестрице: «Я предупреждал его, что так будет».
А, плевать ему на брата!
Кто знает, может, в следующий раз у него появится прежний задор и он одержит блестящую победу. Вокруг него снова начнут увиваться, и он вернет себе былую славу. Бывало же такое со многими другими боксерами, даже гораздо старше его. Просто Шульц должен тщательнее подбирать для него противников, держать его подальше от «танцоров», брать тех, кто хочет драться. Надо будет поговорить с Шульцем. И не только об этом. Надо, чтобы Шульц авансировал его до пятницы, иначе ему не продержаться в этом сволочном городе.
Две-три победы, и он может об этом забыть. Две-три победы – и его снова пригласят в Париж, и он снова поедет на Лазурный берег и будет сидеть на террасе кафе, пить розовое вино и смотреть на мачты яхт, пришвартованных в гавани. Если по-настоящему повезет, может, он даже сумеет зафрахтовать одну из них и уплыть подальше от всех и вся. Разве что давать два-три боя в год, просто чтобы в банке не кончались денежки.
От этой мысли у Томаса улучшилось настроение, и он уже собрался спуститься вниз и на последние десять долларов поиграть в кости, как вдруг зазвонил телефон.
Звонила Кора, жена Куэйлса. Истерически рыдая, она визжала в трубку как оглашенная:
– Он все узнал! Узнал! – повторяла она. – Какой-то продажный коридорный донес. Он чуть меня не убил. Кажется, сломал мне нос. Теперь я всю жизнь буду уродкой.
– Помолчи немного, – сказал Томас. – Что он узнал?
– Ты же знаешь что. Он направился сейчас…
– Подожди минутку. Что ты ему сказала?
– А что, по-твоему, я должна была ему сказать? Я сказала «нет». Он ударил меня по лицу. Я вся в крови. Он мне не верит. У мерзавца коридорного из твоей гостиницы, видно, был телескоп или что-то в этом роде. Так что тебе лучше смыться из города. Сию же минуту! Он поехал к тебе. Один Бог знает, что он сделает с тобой, а потом и со мной! Но я не собираюсь ждать! Я сейчас же еду в аэропорт и беру себе билет. Даже чемодан не пакую. Советую тебе сделать то же самое. Но только держись от меня подальше. Ты его не знаешь. Он убийца!.. Так что уезжай на чем-нибудь, и быстро.
Томас, не дослушав ее панические визги, повесил трубку. Он взглянул на свой единственный чемодан, стоявший в углу, затем подошел к окну и посмотрел сквозь щель в венецианских ставнях. Улица, залитая ярким дневным солнцем, была пуста. Потом подошел к двери проверить, открыта ли она. И переставил стул в угол. Он вовсе не хотел, чтобы ворвавшийся перекинул его через стул.
С легкой улыбкой он сел на кровать. Томас никогда еще не уклонялся от драки, а эта, кажется, доставит ему самое большое удовольствие в его боксерской жизни. Маленький гостиничный номер не позволит противнику плясать по углам и уворачиваться от ударов.
Он надел кожаную куртку, застегнул молнию до конца и поднял воротник, чтобы защитить горло. И снова сел на край кровати, в ожидании свесив меж колен руки. Он услышал, как перед гостиницей с визгом остановилась машина, но не пошевелился. Через минуту в коридоре послышались шаги, затем дверь распахнулась, и в комнату ворвался Куэйлс.
– Привет, – сказал Томас. И медленно поднялся.
Куэйлс закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
– Я все знаю, Джордах, – сказал Куэйлс.
– Про что? – невинно спросил Томас, глядя Куэйлсу на ноги, чтобы не пропустить первого выпада.
– Про тебя и мою жену.