– Кто там? – прошептал Томас. Он не был уверен в своем голосе, так как неделю ни с кем, кроме Пэппи, не говорил. А с Пэппи в долгие беседы вступать не станешь.
– Это я, Руди.
Томас отпер дверь. В комнату вошел Рудольф, и Томас, прежде чем пожать брату руку, снова закрыл дверь на ключ. Он не предложил брату сесть. На Рудольфе был хорошо отутюженный костюм из легкой полосатой ткани, какие носят джентльмены-помещики, – в эти дни потеплело. «Наверное, ему из прачечной каждый раз присылают счет длиной в целый ярд», – подумал Томас.
Рудольф натянуто улыбнулся:
– Этот человек внизу, когда я спрашивал о тебе, вел себя весьма загадочно.
– Он знает свое дело, – сухо ответил Томас.
– Я уже заходил сюда недели две назад.
– Я знаю.
– Ты мне не звонил?
– Нет.
Рудольф с любопытством оглядел комнату. У него было странное выражение лица: точно он не вполне верил собственным глазам.
– Насколько я понимаю, ты от кого-то скрываешься, – сказал он.
– Я отказываюсь комментировать этот вопрос, как пишут в газетах.
– Могу я чем-нибудь тебе помочь?
– Нет. – Что он мог сказать брату? Иди поищи человека по имени Фальконетти, долгота двадцать шесть градусов двадцать четыре минуты, широта тридцать восемь градусов тридцать одна минута, глубина десять тысяч футов? Поди скажи гангстеру из Лас-Вегаса, у которого в багажнике машины спрятан обрез, что, дескать, Томас жалеет, что избил Генри Куэйлса, и больше не будет так делать?
– Я рад видеть тебя, Том, хотя в общем-то я пришел не с простым визитом, – сказал Рудольф.
– Это я уже понял.
– Мама умирает. Она хочет видеть тебя.
– Где она?
– В больнице в Уитби. Я сейчас туда еду, так что если ты…
– Что значит умирает? Умрет сегодня? Через неделю? Через пару лет?
– Это может случиться в любую минуту. У нее уже было два инфаркта.
– Господи! – Томасу никогда не приходило в голову, что мать может умереть. У него в сумке даже лежал для нее подарок – шарф, который он купил в Канне. На шарфе была изображена древняя карта Средиземного моря. Трехцветная. Люди, которым везешь подарки, не умирают.
– Я знаю, что ты иногда виделся с ней, – продолжал Рудольф, – и писал ей письма. Понимаешь, она стала очень набожной и хочет перед смертью со всеми помириться. Она просила, чтобы Гретхен тоже приехала.
– Ей нечего со мной мириться, – сказал Томас. – Я ничего против нее не имею. Она была ни при чем. Я сам доставил ей немало горя. А уж от нашего милого папочки…
– Короче, ты хочешь поехать со мной? Моя машина стоит у гостиницы.
Томас утвердительно кивнул.
– Прихвати с собой сумку с самым необходимым, – сказал Рудольф. – Никто не знает, сколько дней это может продлиться, и…
– Дай мне десять минут, – перебил его Томас, – и не жди меня у входа. Поезди пока где-нибудь вокруг. А через десять минут выезжай на Четвертую авеню и двигайся на север. Я буду идти в этом же направлении по краю тротуара. Если меня не увидишь, вернись на два квартала назад, потом снова поезжай по Четвертой авеню. Проверь, чтобы дверца с правой стороны не была заперта. Старайся ехать медленно. Какая у тебя машина?
– Зеленый «шевроле» шестидесятого года.
Томас отворил дверь.
– В гостинице ни с кем не разговаривай.
Закрыв за братом дверь, Томас положил в несессер бритву и зубную щетку. У него не было чемодана, поэтому он взял пакет, в котором Пэппи принес ему последнюю бутылку бурбона, и запихнул туда две рубашки, кое-какое нижнее белье, носки и шарф, завернутый в подарочную бумагу. Чтобы успокоить нервы, он сделал еще глоток бурбона. Подумав, оставшиеся полбутылки Томас положил в другой пакет: в дороге может понадобиться. Затем повязал галстук и надел синий костюм, купленный в Марселе. Когда умирает твоя мать, надо быть при параде. Он вынул из тумбочки «смит-и-вессон», проверил предохранитель, засунул пистолет за ремень под пиджак и отпер дверь. Выглянул в коридор. Там никого не было. Вышел из комнаты, запер ее и опустил ключ в карман.
Пэппи сидел за конторкой, но при виде Томаса, шедшего через вестибюль с несессером под мышкой и бумажными пакетами в руке, ничего не сказал. На улице солнце ослепило Томаса, и он заморгал. Затем зашагал по направлению к Четвертой авеню – быстро, но так, чтобы не создалось впечатления, будто он пытается от кого-то скрыться.
Он прошел по Четвертой авеню всего полтора квартала, когда сзади подъехал «шевроле». Быстро оглядевшись по сторонам, он впрыгнул в машину.
Как только они выехали за город, у него поднялось настроение и он уже испытывал удовольствие от поездки. Дул свежий ветерок, за окнами мелькала молодая зелень полей. У тебя умирает мать, и ты скорбишь о ней, но тело этого не понимает, оно наслаждается свежим ветерком и деревенским воздухом. Томас достал из пакета бутылку и предложил Рудольфу, но тот отрицательно покачал головой. Говорили они мало. Рудольф рассказал, что Гретхен вторично вышла замуж и что ее второй муж недавно погиб в автомобильной катастрофе. Еще он сказал Томасу, что сам тоже женился. «Джордахов могила исправит», – подумал Томас.