Богач, бедняк

Телеграмма, заставшая их в Риме, вывела ее из равновесия. «Родня! – повторяла она. – Всегда эта чертова родня!» В тот вечер и потом, в самолете, она много пила. Если бы Рудольф не поддержал ее, она наверняка свалилась бы с трапа, выходя из самолета. Когда он уезжал из Нью-Йорка, она лежала в постели – хрупкая и обессиленная. Сейчас, сидя с братом и сестрой в замершем доме, где он столько лет жил с покойной, Рудольф был рад, что его жена не с ним.

– После всего, что было, – горько сказал Томас, – у тебя умирает мать, а ты в это время сдаешь мочу на анализ полицейскому! – Томас один из всех пил, но не пьянел.

В больнице Гретхен поцеловала его и обняла; в своем горе она была сердечной, любящей, близкой и уже не казалась той важной и высокомерной дамой, какой он ее помнил. У Томаса было такое чувство, что есть все-таки шанс забыть прошлое и наконец помириться. У него и без родственников хватало в этом мире врагов.

– Боюсь я похорон, – сказал Рудольф. – Придут все эти старухи, с которыми она играла в бридж. И что будет городить этот идиот Макдоннелл?

– Маму сломили бедность и отсутствие любви, и она обратилась к Богу, – сказала Гретхен.

– Если бы мне удалось удержать Макдоннелла в этих рамках, – вырвалось у Рудольфа.

– Извините, я сейчас. – Томас вышел из гостиной и поднялся в комнату, отведенную ему и Билли. Гретхен заняла комнату для гостей. В спальне матери не было никого.

– Он, пожалуй, изменился, да? – сказала Гретхен, когда они с Рудольфом остались наедине.

– Да.

– Как-то присмирел. Словно его побили.

– Во всяком случае, это только к лучшему, – заметил Рудольф.

Услышав шаги брата, спускавшегося с лестницы, они замолчали. Томас вошел в гостиную, держа в руке что-то мягкое, завернутое в подарочную бумагу.

– Это тебе, – сказал он, протягивая сверток Гретхен.

Она развернула пакет – шарф со старинной трехцветной картой Средиземного моря.

– Спасибо, – сказала она. – Какая прелесть! – Встала и поцеловала его.

Этот поцелуй почему-то странно на него подействовал. Он почувствовал, что может сейчас выкинуть какую-нибудь глупость: разреветься, что-нибудь сломать или пойти наверх, схватить пистолет и начать палить из окна в луну.

– Я купил его в Канне, для мамы.

– В Канне? – переспросил Рудольф. – Когда ты был в Канне?

Томас сказал, и они, прикинув, выяснили, что были там в одно время по крайней мере один день.

– До чего все это нелепо, – заметил Рудольф. – Родные братья проходят мимо друг друга как чужие. Впредь надо поддерживать контакт, Том.

– Ага, – ответил Томас. Ему действительно хотелось видеться с Гретхен, но Рудольф… это совсем другое дело. Из-за Рудольфа ему пришлось слишком много страдать. – Конечно, – сказал он. – Я велю своей секретарше посылать тебе перечень моих планов и маршрутов. – Он встал. – Ну ладно, я пошел спать. Сегодня я с самого утра на ногах.

Он поднялся на второй этаж. Он вовсе не так уж и устал. Просто ему не хотелось быть в одной комнате с Рудольфом. Если б он знал, где установлен гроб с телом матери, то сбежал бы сейчас отсюда и всю ночь просидел бы возле покойницы.

Не желая будить сынишку Гретхен, спавшего в голубой пижаме на другой кровати, он не стал зажигать свет, а приоткрыл дверь в коридор, чтобы раздеваться не в темноте. У Томаса не было пижамы – интересно, мальчик утром скажет что-нибудь по этому поводу? Скорее всего нет. Парень, похоже, славный, и ему едва ли внушали, что его дядя не заслуживает уважения. От него пахло чистотой, мылом. В больнице он успокаивал плакавшую Гретхен – обнял мать, и они вместе заплакали. А вот он, Томас, ни разу не обнимал мать.

Мальчик напомнил ему об Уэсли. Он должен увидеть сына. Должен что-то предпринять. Нельзя, чтобы эта беспутная Тереза воспитывала ребенка.

Томас закрыл дверь и лег в мягкую чистую постель. Рудольф всю жизнь каждый вечер ложится в такую.

Он не помнил, чтобы хоть раз в жизни обнял мать.

III

На похороны пришел Тедди Бойлен. Вообще пришло много народу. Газеты Уитби и Порт-Филипа сочли смерть матери такого выдающегося человека, как Рудольф Джордах, важным событием и поместили некролог на видном месте. О Мэри Джордах писать было почти нечего, но газеты компенсировали это перечислением достижений и титулов ее сына: председатель правления корпорации «Д. К. энтерпрайзис», сопредседатель торговой палаты Уитби, выпускник «cum laude»[24] университета Уитби, член совета попечителей университета, член комиссии по благоустройству Уитби и Порт-Филипа, энергичный и многообещающий коммерсант и бизнесмен. Было даже упомянуто, что Рудольф участвовал в спортивной команде Порт-Филипа и играл на трубе в джаз-группе «Пятеро с реки» в середине сороковых годов.

«Бедная мама, – думал Рудольф, оглядывая переполненную церковь, – она была бы наверху блаженства, если бы видела, сколько людей пришло почтить ее память».