Богач, бедняк

Отец Макдоннелл оказался хуже и говорил дольше, чем предполагал Рудольф, и он старался не слушать басен, которые изрекал священник у обставленного цветами гроба. Рудольф надеялся, что Гретхен, перед глазами которой еще стоял другой гроб в калифорнийском крематории, не слишком переживает. Он взглянул на нее. По лицу нельзя было сказать, что ее тяготят воспоминания.

На кладбище в ветвях деревьев щебетали птицы, радуясь натиску лета. Когда гроб под всхлипывания партнерш Мэри по бриджу опускали в могилу, Рудольф, Томас и Гретхен стояли рядом. Гретхен держала за руку Билли.

Бойлен нагнал их, когда они уже подходили к выстроившимся в ряд черным лимузинам.

– Извините за назойливость, – сказал он, – но мне просто хочется выразить вам, Гретхен и Рудольф, свое сочувствие. Совсем еще молодая женщина…

Рудольф на минуту растерялся. Ему мать казалась древней старухой, да она и была древней. Она была старухой уже в тридцать, а умирать начала и того раньше. Сейчас впервые до него дошло, что ей было всего пятьдесят шесть лет, почти столько же, сколько Бойлену. Неудивительно, что он сказал «совсем еще молодая».

– Спасибо, Тедди, – поблагодарил он и пожал Бойлену руку.

Судя по виду, Бойлен не собирался умирать. Волосы его были того же цвета, что и всегда, лицо загорелое, без морщин, держался он все так же прямо, туфли, по обыкновению, начищены до блеска.

– Как поживаешь, Гретхен? – спросил он. Позади них скопились те, кто пришел на похороны, не желая пробираться мимо по узкой гравийной дорожке среди могил. Бойлен, по обыкновению, не собирался уступать им дорогу.

– Все хорошо, Тедди, спасибо, – ответила Гретхен.

– Насколько я понимаю, это твой сын. – Бойлен улыбнулся насупившемуся Билли.

– Билли, это мистер Бойлен, – сказала Гретхен, – наш старый друг.

– Рад с тобой познакомиться, Билли. – Бойлен пожал мальчику руку. – Надеюсь, в следующий раз мы с тобой встретимся при более радостных обстоятельствах.

Билли ничего не ответил. Томас, прищурясь, рассматривал Бойлена. Как показалось Рудольфу, он прятал под приспущенными веками желание расхохотаться. Может, Томас вспомнил тот вечер, когда видел, как Бойлен расхаживал голым по дому на холме и наливал в стакан виски, чтобы отнести его Гретхен, лежавшей в постели наверху? О чем только не думают люди на кладбище.

– Мой брат, – представил Рудольф Томаса.

– А, да-да. – Бойлен мельком взглянул на Томаса, но не протянул ему руки и снова повернулся к Рудольфу. – Если у тебя при всей твоей многообразной деятельности найдется время, Руди, позвони. Мы могли бы как-нибудь вместе поужинать. Должен признаться, ты был прав, выбрав себе эту карьеру. И захвати с собой Гретхен, если она будет свободна. Пожалуйста.

– Я уезжаю в Калифорнию, – сказала Гретхен.

– Какая жалость! Ну, не буду вас больше задерживать. – Он едва заметно поклонился и направился к своей машине, изящный, холеный и даже в темном костюме – белая ворона в унылой похоронной процессии жителей маленького провинциального города.

Шагая к первому магазину, к которому Рудольф решительно не допустил отца Макдоннелла, Гретхен с изумлением вдруг поняла, что Рудольф и Бойлен чрезвычайно походят друг на друга – не внешностью, конечно, и, она надеялась, не характером, а отношением к людям, манерой говорить, жестами, стилем одежды, походкой. Интересно, сознает ли Рудольф, как он обязан этому человеку, и будет ли брату приятно, если она упомянет об этом.

Она думала о Бойлене по дороге к дому Рудольфа. Наверное, ей следовало думать о матери, которую зарыли сейчас в землю на залитом солнцем кладбище, наполненном пением птиц. Но думала она о Бойлене. Она не чувствовала любви к нему или желания, но не испытывала и отвращения, или ненависти, или стремления отомстить. Так из старого сундука вытаскивают игрушку, любимую в детстве куклу, и с любопытством рассматривают, пытаясь вспомнить, какие чувства владели тобой, когда ты ею играла, и, ничего не вспомнив, решают бросить ее или отдать соседскому ребенку. Вот так же обстоит дело и с первой любовью.

Приехав домой, они все решили, что им необходимо выпить. Билли, побледневший и осунувшийся, пожаловался на головную боль и ушел наверх. Марта, не переставая всхлипывать, пошла на кухню приготовить что-нибудь перекусить.

Рудольф смешал себе и Гретхен по мартини, а Томасу налил бурбона со льдом. Томас снял тесный в плечах пиджак, расстегнул воротничок и сидел на жестком деревянном стуле, немного подавшись вперед и свесив руки между колен. Где бы и на чем бы он ни сидел, подумал Рудольф, передавая брату стакан с бурбоном, всегда кажется, будто он примостился на табурете в углу ринга.