– Она с тебя много содрала? – спросил Томас. Он знал свою жену.
– Нет, – снова солгал Рудольф. – Она заявила, что хорошо зарабатывает и легко может позволить себе эту поездку.
– Что-то на нее не похоже, – с сомнением покачал головой Томас.
– Возможно, жизнь в конце концов смягчила ее.
Рудольф препирался с Терезой целых два дня и наконец согласился взять на себя все ее дорожные расходы, включая авиабилет первого класса в оба конца, счет за пребывание в отеле в Рено в течение шести недель плюс пятьсот долларов в неделю (за простой, как выразилась Тереза). Половину всей суммы ему пришлось дать ей вперед, а вторую половину он обещал заплатить, когда она вернется и вручит ему свидетельство о разводе.
Рудольф и Томас отлично пообедали, выпили по бутылке вина. Томас, захмелев, расчувствовался и повторял, что он благодарен Рудольфу и что все эти годы он был просто дураком, не понимая, какой у него замечательный брат.
За коньяком он сказал:
– Слушай, ты тут говорил, что, когда твоя жена выйдет из клиники, вы собираетесь попутешествовать. В июле первые две недели моя яхта свободна. Я оставлю это время для вас: будете моими гостями, и мы совершим небольшой круиз. Если Гретхен сможет, возьмите с собой и ее. Ты обязательно должен познакомиться с Кейт. Черт побери, я ведь к тому времени уже получу развод, так что вы попадете как раз на свадьбу. Договорились, Руди? И не вздумай отказываться.
– Это зависит от Джин, – неуверенно сказал Рудольф. – Не знаю, как она будет себя чувствовать…
– Ей это пойдет только на пользу, – настаивал Томас. – На борту не будет ни бутылки. Руди, ты просто обязан приехать.
– Хорошо, – согласился Рудольф. – Жди нас первого июля. Может, действительно нам обоим полезно на время уехать за границу.
Томас настоял на том, чтобы заплатить за обед.
– Это самое малое, что я могу сделать, – сказал он. – У меня есть что праздновать. В один и тот же месяц я вернул себе зрение и избавился от жены.
У мэра через плечо была надета лента. Невеста в васильковом платье не выглядела беременной. Инид в белых перчатках держала мать за руку и, хмурясь, следила за таинственными играми, в которые играли взрослые, говорящие на непонятном ей языке. Томас загорел и снова выглядел здоровым и сильным. Он опять набрал в весе, и воротничок белой рубашки туго облегал его мускулистую шею. За спиной отца стоял Уэсли, высокий стройный пятнадцатилетний парень, в костюме, рукава которого были ему уже коротки. Лицо его покрывал темный загар, а волосы от средиземноморского солнца стали совсем светлыми. Они все загорели за неделю пребывания на море и вернулись в Антиб только для церемонии. «Гретхен выглядит великолепно», – подумалось Рудольфу. Гладко зачесанные темные волосы, едва тронутые сединой, обрамляли худое красивое лицо с огромными глазами. Величественна, как королева, благородна и печальна. Свадьба пробуждает в людях поэтический дар. Сам Рудольф – и он знал это, – проведя неделю на море, стал выглядеть гораздо моложе, чем в тот день, когда сошел с самолета в Ницце. Он забавлялся, слушая, как мэр со средиземноморским выговором излагает обязанности будущей жены. Джин тоже понимала французский, и они с улыбочкой переглядывались. Джин, вернувшись из клиники, не брала в рот ни капли и казалась необыкновенно красивой и хрупкой среди портовых друзей Томаса, здоровых мужиков, с чьими обветренными, темными, грубыми лицами никак не вязались надетые по торжественному поводу пиджаки и галстуки. В залитом солнцем, уставленном цветами кабинете мэра, подумалось Рудольфу, чувствуется, что рядом – соленое море с тысячью портов.
Лишь Дуайер, то и дело поправлявший белую гвоздику в петлице, был сегодня печален. Томас рассказал брату историю Дуайера, и Рудольф подумал, что, возможно, счастье друга заставило Дуайера пожалеть о том, что он променял ждавшую его в Бостоне девушку на «Клотильду».
Когда Рудольф познакомился с Кейт, его вначале разочаровал выбор брата. Ему нравились хорошенькие женщины, а Кейт, с ее плоским смуглым простым лицом и крепко сбитой фигурой, никак не соответствовала принятым эталонам красоты. Она напоминала ему таитянок с картин Гогена. «“Вог” и “Харперс базар”, – подумалось ему, – со своими длинноногими стройными красавицами отучили нас ценить более простую и примитивную красоту». Вначале ливерпульский выговор Кейт, ее неграмотная речь тоже резали ему слух. Интересно, что американцы, подумал Рудольф, привыкшие слышать английский выговор актеров и лекторов, оказываются большими снобами в отношении английского произношения, чем собственные соотечественники.
Но уже дня через два, наблюдая, как Кейт вместе с Томом и Уэсли безропотно выполняет на яхте самую тяжелую работу, видя, с какой искренней светлой любовью и ненавязчивой заботой она относится и к мужу, и к его сыну, Рудольф почувствовал стыд за свои поспешные выводы в отношении этой женщины. Том – счастливчик. Он так ему и сказал. И Том серьезно с ним согласился.