Богач, бедняк

– Значит, вежливый, любезный молодой человек… – сказал Томас, вспомнив Дановича, лежавшего на полу в подвале с рукояткой молотка, торчавшей из выбитых зубов. И усмехнулся: – Сегодня утром он едва ли вежлив и любезен, уж можешь мне поверить.

– А потом, когда они приехали в этот бар со стриптизом – Господи, я даже представить себе не могу Джин в подобном месте, – он ей сказал, что внизу есть уютный клуб… – Рудольф сокрушенно покачал головой. – Ну, остальное ты знаешь.

– Не думай об этом, Руди, пожалуйста, – сказал Томас.

– Почему ты не разбудил меня и не взял с собой?

– Такие поездки не для тебя, Руди.

– Да, но я ее муж, черт возьми.

– И поэтому тоже тебя не следовало будить.

– Но он мог убить тебя.

– Да, был момент, когда это вполне могло случиться, – признался Томас.

– И ты мог его убить.

– Во всей этой истории был один-единственный хороший момент, – сказал Томас. – Я вдруг понял, что не могу убить человека. А теперь пойдем посмотрим, чем там заняты наши ныряльщики. – И он заковылял по палубе, оставив позади брата с его чувством вины и благодарности.

VI

Он сидел в одиночестве на палубе, с наслаждением вдыхая воздух тихого позднего вечера. Кейт была в каюте внизу, а остальные уехали на машине в двухдневную поездку по Италии. Вот уже пятый день «Клотильда» стояла в порту на якоре в ожидании, когда из Голландии привезут новый гребной винт и вал. Рудольф сказал, что, пока есть время, маленькая вылазка на машине будет очень кстати. С той бурной ночи Джин опасно притихла, и Рудольф всячески пытался отвлечь ее от тяжелых мыслей. Он предложил Кейт и Томасу тоже поехать с ними, но Томас сказал, что молодожены предпочитают побыть вдвоем. Он даже тихонько попросил Рудольфа взять с собой Дуайера. Дуайер надоел ему своими приставаниями: покажи да покажи того пьяницу, что избил его возле «Ле Камю», и Томас был уверен, что Дуайер замышляет устроить что-то совершенно идиотское вместе с Уэсли. Джин тоже ходила за ним как тень со странным видом затравленного зверька. Словом, пятидневная стоянка на якоре создала определенное напряжение, и сейчас Томас вздохнул с облегчением, оставшись на яхте вдвоем с Кейт.

В порту стояла тишина, на большинстве яхт огни уже погасли. Томас зевнул, потянулся, встал. Тело его уже не болело, и, хотя он все еще хромал, ощущение, что нога переломана посредине, исчезло. Он не занимался с женой любовью со времени драки и подумал, что сегодня, пожалуй, подходящее время, чтобы вернуться к прерванным удовольствиям, как вдруг увидел машину, быстро ехавшую по пирсу с выключенными фарами. Она остановилась напротив «Клотильды». Дверцы с обеих сторон открылись, и из автомобиля вылезли двое мужчин. Потом еще двое. Последним вышел Данович, с рукой на перевязи.

Если бы Кейт не было на яхте, Томас нырнул бы в воду, и тогда им пришлось бы долго ловить его. Но сейчас он мог только стоять и смотреть на них. На соседних яхтах не было ни души. Данович остался внизу, а трое поднялись на борт.

– Итак, господа, – сказал Томас, – чем могу быть вам полезен?

Что-то тяжелое ударило его по голове.

Он всего один раз ненадолго пришел в сознание. Уэсли и Кейт были в больничной палате возле его постели.

– Больше никогда… – произнес он и снова впал в коматозное состояние.

Рудольф вызвал из Нью-Йорка известного нейрохирурга, и тот был на пути в Ниццу, когда Томас умер. У него был проломлен череп, объяснил хирург Рудольфу, и произошло обширное кровоизлияние в мозг.

Рудольф перевез Гретхен, Джин и Инид в отель и велел сестре не оставлять Джин ни на минуту.

Он сообщил полиции все, что ему было известно; полицейские стали расспрашивать Джин, у нее через полчаса началась истерика, и она не утаила ничего. Она рассказала им про «Розовую дверь», и Дановича задержали, но свидетелей не нашлось, а у Дановича оказалось неопровержимое алиби на всю ту злосчастную ночь.

VII

Наутро после кремации Рудольф и Гретхен съездили на такси в крематорий, и им выдали металлическую урну с прахом брата. Из крематория они поехали в Антиб, в порт, где их ждали Кейт, Уэсли и Дуайер. Джин и Инид остались в отеле. Рудольф решил, что Кейт было бы слишком тяжело стоять в этот день рядом с Джин. «А если Джин и напьется, то сегодня у нее на это есть все основания», – подумал он.

Гретхен, как и все остальные, уже знала правду.

– Том единственный из нас, – сказала Гретхен в такси, когда они пробирались в воскресных потоках транспорта, – в конце концов сумел создать себе жизнь.

– И умер за ту из нас, которая не сумела, – сказал Рудольф.

– Единственный раз ты плохо поступил, когда в одну из ночей не проснулся.

– Да, единственный раз.