Томас проснулся рано, разбуженный шипением воды: Дуайер и Уэсли поливали из шланга палубу. Колено у него было плотно забинтовано, а двигая правым плечом, он каждый раз морщился от боли. Но могло быть и хуже. Врач сказал, что переломов нет, однако сильно повреждено колено и, возможно, порваны связки. Кейт уже копошилась в камбузе, готовя завтрак, и Томас лежал один, вспоминая, сколько раз просыпался он вот так от боли.
Опираясь на здоровую руку, Том слез с койки и встал на одной ноге перед маленьким зеркалом. Лицо его было изуродовано. Там, в подвале, он не почувствовал этого, но когда он бросился на Дановича, то и сам ударился лицом о цементный пол, и сейчас нос у него распух, губа вздулась, на лбу и скулах темнели глубокие ссадины. Врач промыл ему царапины спиртом, и лицо болело у него меньше, чем все остальное, тем не менее он боялся, что Инид, взглянув на него, в ужасе закричит: «Мама!»
Он стоял перед зеркалом голый – грудь и плечи были покрыты черно-синими кровоподтеками. На то, чтобы натянуть брюки, у него ушло целых пять минут, а рубашку он так и не сумел надеть. Он взял ее с собой и, прыгая на здоровой ноге, двинулся в камбуз. Кофейник уже стоял на плите, и Кейт выжимала апельсины. Как только врач сказал ей, что с Томасом не случилось ничего страшного, она немедленно успокоилась и стала прежней, деловитой и хозяйственной. Когда врач ушел, Томас, ложась спать, рассказал ей обо всем.
– Хочешь поцеловать своего красавца жениха? – спросил он, входя в камбуз.
Она улыбнулась, нежно поцеловала его и помогла надеть рубашку. Он не сказал ей, как ему до сих пор больно.
– Кто-нибудь уже знает?
– Я ничего не говорила ни Уэсли, ни Кролику, а остальные еще спят, – ответила она.
– Если спросят, я подрался с пьяным у «Ле Камео», – сказал Томас. – Это послужит наглядным уроком тем, кто решит отправиться куда-нибудь, напившись на собственной свадьбе.
Кейт кивнула.
– Уэсли уже нырял с маской, – сказала она. – Из правого винта выломан большой кусина, и вал, как он понимает, тоже искривлен.
– Нам повезет, если мы через неделю сумеем отсюда выбраться, – сказал Томас. – Ну ладно. Я, пожалуй, уже могу идти на палубу и начинать врать.
Когда Дуайер и Уэсли увидели его, Дуайер всполошился:
– Боже мой, что ты с собой сделал?
А Уэсли охнул:
– Па!..
– Я расскажу, когда мы соберемся все вместе, – сказал Томас. – Повторять эту историю сто раз я не намерен.
Рудольф с дочерью поднялись на палубу, и Томас по лицу брата понял, что Джин рассказала ему всю правду или почти всю правду о вчерашней ночи. Инид сказала лишь:
– Дядя Том, ты сегодня такой смешной!
– Это уж точно, милая, – улыбнулся Том.
Рудольф вскользь заметил, что у Джин болит голова и она осталась лежать в постели, а он после завтрака отнесет ей апельсиновый сок. Когда они сели за стол, на палубу поднялась Гретхен.
– Господи, Том, что с тобой случилось? – в ужасе спросила она.
– Я ждал, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос, – ответил Томас. И рассказал историю о драке с пьяным у «Ле Камео». Только тот пьяный оказался не таким пьяным, как он сам, смеясь, заметил Томас.
– Ах, Том, – взволнованно сказала Гретхен, – а я думала, ты бросил драться.
– Я тоже так думал, но тот пьяный думал иначе, – сказал он.
– Ты тоже там была, Кейт? – укоризненно спросила Гретхен.
– Я спала, – спокойно ответила та. – Он ускользнул потихоньку. Мужчины, они ведь такие, сама знаешь.
– По-моему, это просто стыдно, – сказала Гретхен. – Чтобы большие, взрослые мужчины дрались!..
– Я тоже так думаю, – кивнул Томас. – И особенно стыдно, когда избивают тебя самого. А теперь давайте завтракать.
Позже, тем же утром, Томас и Рудольф сидели вдвоем на палубе. Кейт и Гретхен, взяв с собой Инид, отправились за покупками, а Уэсли и Дуайер, надев маски, снова были под водой и проверяли ущерб.
– Джин все мне рассказала. Я не знаю, как тебя благодарить, Том, – сказал Рудольф.
– Брось ты. Ничего особенного. Просто Джин при ее воспитании все это могло показаться страшнее, чем на самом деле.
– Вчера все целый день пили, – горько сказал Рудольф. – А потом еще мы с Гретхен перед ужином уселись выпить на палубе. Ей просто было невозможно устоять. Алкоголики порой бывают такими хитрыми. Не представляю себе, как она сумела встать с постели, одеться и улизнуть с «Клотильды», не разбудив при этом меня… – Он покачал головой. – Последнее время она так хорошо себя вела, что я перестал беспокоиться. Но стоит ей выпить рюмку-другую, и она уже собой не владеет. Становится просто другим человеком. Надеюсь, ты не думаешь, что она и в трезвом виде шатается по ночам бог знает где и ловит мужчин?
– Конечно же нет, Руди.
– Она все мне рассказала, все. К ней подошел такой вежливый, любезный молодой мужчина, сказал, что у него на улице стоит машина и он знает в Канне премилый бар, который открыт всю ночь. Не хотелось бы ей съездить с ним туда – он привезет ее назад, как только она захочет?..