Данович, понимая, что Томас получил чувствительную травму, попытался зайти сзади. Томас заставил себя развернуться. Данович прыгнул на него, но Томас успел ударить его повыше локтя. Рука Дановича повисла как плеть, но он продолжал размахивать левой. Как только он оставил голову без прикрытия, Томас задел его по виску – не прямым, а боковым ударом, но и этого оказалось достаточно. Данович пошатнулся и упал на спину. Томас тут же оседлал его и занес молоток над его головой. Тот, задыхаясь, заслонил здоровой рукой лицо. Том трижды нанес удары – по плечу, по кисти, по локтю, и все было кончено. Руки Дановича замерли вдоль туловища. Томас поднял молоток, чтобы прикончить его. Глаза Дановича помутнели от страха, с виска по бледному лицу стекала темная струйка крови.
– Нет! – закричал он. – Нет! Не убивай меня! Пожалуйста! – Его голос сорвался на визг.
Томас сидел на Дановиче, пытаясь отдышаться. Левая рука по-прежнему держала молоток над головой. Если кто-нибудь и заслуживал, чтобы его убили, то это именно Данович. Да, но Фальконетти тоже заслуживал, чтобы его убили. Пусть это сделает кто-нибудь другой. Томас запихнул рукоятку молотка в судорожно дергающийся рот Дановича. Он чувствовал, как ломает ему передние зубы. Сейчас Томас уже не был способен убить этого грязного человека, но ему хотелось хотя бы причинить ему боль.
– Помоги мне встать, – приказал Томас Джин.
Она сидела на раскладушке, прижав руки к груди, и тяжело дышала, словно тоже участвовала в драке. Медленно, неуверенно поднявшись, она подошла к нему, подхватила его под мышки и потянула. Томас поднялся на ноги и, шагнув в сторону от распростертого на полу тела, чуть было не упал снова. Голова у него кружилась, комната плыла перед глазами, но мысли не путались. Увидев на спинке единственного в подвале стула белое пальто Джин, он сказал:
– Надень свое пальто.
Свитер на Джин был порван – нельзя было идти в таком виде через зал. А сможет ли он вообще идти? Ему пришлось обеими руками переставлять поврежденную ногу шаг за шагом, пока они поднимались по лестнице. Дановича они оставили лежать на цементном полу. Из его разбитого рта торчал молоток и, пузырясь, текла кровь.
Шоу в «Розовой двери» шло без перерыва. К счастью, в зале было темно, если не считать луча света, направленного на готовившуюся раздеваться девицу в черной амазонке, в котелке, сапогах и с кнутом. Тяжело опираясь на плечо Джин, Томас умудрился не слишком хромать, и они уже почти выходили из клуба, но тут один из троицы, сидевшей возле двери, заметил их. Он встал и крикнул:
– Allo! Vous-la! Les Americains! Arrêtez! Pas si vite![31]
Но они успели покинуть это злачное местечко и кое-как зашагали вперед. Мимо ехало такси, Томас остановил его. Джин еле втащила Томаса в машину, потом забралась сама, и они уже мчались в Антиб, когда человек, окликнувший их в зале, вышел на улицу и стал их искать.
В такси Томас обессиленно откинулся на спинку сиденья. Джин, кутаясь в белое пальто, забилась в угол подальше от Томаса. Он не обиделся на нее за это – ему самому был отвратителен исходивший от него запах пота, смешавшегося с запахом Дановича, крови и сырого подвала. На какое-то время он не то потерял сознание, не то задремал и открыл глаза, когда машина уже приближалась к порту Антиба. Джин плакала навзрыд в своем углу, но Томас мог сегодня уже не беспокоиться о ней. Когда они подъехали к причалу, у которого стояла «Клотильда», он засмеялся.
Его смех подействовал на Джин как удар кнута. Она тотчас перестала плакать.
– Над чем ты смеешься, Том? – спросила она.
– Я вспомнил врача в Нью-Йорке, – ответил Томас. – Он советовал мне подольше избегать резких движений и любого перенапряжения. Видел бы он меня сегодня!
С трудом, но самостоятельно выбравшись из машины, Том расплатился с таксистом и, хромая, стал подниматься по трапу следом за Джин. У него снова закружилась голова, и он чуть не свалился в воду.
– Помочь тебе дойти до каюты? – спросила Джин, когда они наконец добрались до палубы.
– Не надо, – отмахнулся он. – Иди к себе и скажи мужу, что ты вернулась. Придумай какое-нибудь объяснение.
Она наклонилась и поцеловала его в губы.
– Клянусь, больше до смерти не возьму в рот ни капли.
– Ну что ж, – сказал он, – в таком случае этот вечер все-таки не пропал даром. – И, чтобы смягчить сказанное, легонько похлопал ее по нежной, как у ребенка, щеке. Он проследил за тем, как она спустилась и пошла через кают-компанию к своей каюте. Затем с трудом спустился сам и открыл дверь в свою каюту. Горел свет – Кейт не спала. У нее перехватило дыхание, когда она увидела, что с ним произошло.
– Тсс, – предостерегающе произнес Томас.
– Что случилось? – шепотом спросила она.
– Чудо! Мне удалось не убить человека. – Он обессиленно упал на койку. – А сейчас оденься и съезди за врачом.