— Да, и полностью согласен. В том-то и весь ужас! По его собственным словам, никто и ничто в этом мире не вызывает у него восхищения, а меньше всего он сам. Он был бы очень недоволен собой, если бы преуспел в жизни. Так что бойся романтиков.
— Почему же ты тогда живешь с ним? — напрямик спросил Рудольф.
— Помнишь, я как-то послала тебе письмо, прося тебя приехать, потому что сижу в дерьме?
— Да. — Рудольф отлично это помнил, помнил весь тот день. Когда он через неделю приехал в Нью-Йорк и спросил у Гретхен, в чем дело, она сказала: «Да так, пустяки. Все рассосалось».
— В то время я почти решила развестись и хотела просить у тебя совета.
— Что же заставило тебя передумать?
Гретхен пожала плечами.
— Заболел Билли. В общем, ерунда. Вначале врач думал, у него аппендицит, но оказалось, все не так. Мы с Вилли просидели у его постели всю ночь. И когда я увидела, как Билли лежит бледный и страдает, а Вилли с такой любовью склонился над ним, я поняла, что не могу пополнить печальную графу статистических данных — превратить моего сына в несчастного ребенка из разбитой семьи, вечно тоскующего по нормальному дому, обреченного в будущем ходить к психоаналитикам. Но… — голос ее вновь стал жестким, — этот очаровательный приступ материнской сентиментальности прошел. Если бы наши родители разошлись, когда мне было девять лет, возможно, я была бы лучше, чем сейчас…
— Короче говоря, сейчас ты решила развестись?
— Если суд оставит Билли со мной, — ответила Гретхен. — Но именно на это Вилли никогда не согласится.
Рудольф помолчал, отпил виски.
— Ты хочешь, чтобы я узнал, можно ли его как-то заставить? — Он никогда не стал бы вмешиваться, если бы не видел сегодня, как она рыдала в такси.
— Если ты думаешь, что это поможет, — пожала плечами Гретхен. — Я хочу спать с одним мужчиной, а не с десятью. Мне хочется быть честной и делать что-нибудь полезное, нужное. Господи, как мне нравятся «Три сестры» Чехова. Развод для меня такая же мечта, как для них Москва. Налей мне, пожалуйста, еще выпить. — И она протянула ему стакан.
Рудольф подошел к бару и налил им обоим.
— У тебя маловато виски, — сказал он.
— Хотела бы я, чтоб так оно и было, — сказала она.
Снова раздался вой сирены скорой помощи и замер вдали упреждающий сигнал, когда машина приближается, и жалобный вопль, когда она удаляется. Это связано все с тем же несчастным случаем? Или это одна из бесконечных случайностей, орошающих кровью улицы города?
Рудольф протянул Гретхен стакан, и она села на диван, поджав под себя ноги, уставясь на питье.
Где-то вдалеке часы пробили час ночи.
— Что же, — сказала Гретхен, — наверняка Томми и та дамочка уже доели свой китайский ужин. Неужели в истории Джордахов этот брак окажется первым счастливым? Неужели он и его жена любят, уважают и лелеют друг друга, преломляя вместе китайский хлебец и согревая своими телами пышное брачное ложе?
Щелкнул замок входной двери.
— А-а, — протянула Гретхен, — увешанный медалями ветеран вернулся домой.
— Привет, дорогая. — Держась подчеркнуто прямо, Вилли вошел в комнату и поцеловал Гретхен в щеку. Как всегда, видя Вилли после перерыва, Рудольф с удивлением отметил, какой он маленький. Возможно, этим все объясняется — его ростом. Вилли приветственно помахал Рудольфу. — Как поживает наш принц от коммерции?
— Поздравь его, — сказала Гретхен. — Он сегодня подписал сделку.
— Поздравляю. — Вилли, прищурившись, оглядел гостиную. — Боже, какая темень! О чем вы тут говорили? О смерти? О могилах? О черных делах, совершаемых в ночи? — Он подошел к бару и вылил себе остатки виски. — Дорогая, — сказал он, — требуется новая бутылка.
Гретхен машинально встала и прошла на кухню. Вилли встревоженно посмотрел ей вслед.
— Руди, — шепотом обратился он к свояку, — она не злится на меня за то, что я не пришел к ужину?
— Нет, не думаю.
— Я рад, что ты здесь, — сказал Вилли. — Иначе мне была бы выдана лекция номер семьсот двадцать пять. Спасибо, дорогая, — сказал он Гретхен, вошедшей в комнату с бутылкой. Он взял бутылку из ее рук, открыл и долил себе. — И как же вы провели сегодняшний вечер? — спросил он.
— У нас была семейная встреча, — сказала Гретхен с дивана. — Мы ходили на бокс.
— Что? — недоуменно спросил Вилли. — О чем она, Руди?
— Она тебе потом расскажет. — Рудольф встал, оставив большую часть виски недопитой. — Мне пора идти. А то мне вставать рано. — Ему было не по себе сидеть с Вилли, делая вид, будто этот вечер ничем не отличается от других и Гретхен ничего ему не рассказывала. Он нагнулся над диваном и поцеловал сестру. Вилли пошел проводить его до дверей.
— Спасибо, что зашел и составил компанию моей старушке, — сказал он, — я теперь чувствую себя не таким дерьмом — как ни говори, оставил ее одну на весь вечер. Но, понимаешь, это было просто необходимо.
«Я не нарочно, Томми, — вспомнилось Рудольфу, — клянусь, не нарочно».
— Тебе нечего передо мной оправдываться, Вилли, — сказал он.
— Послушай, она ведь пошутила, верно? Насчет бокса? Это что, иносказание?
— Нет. Мы действительно ходили на бокс.