Богач, бедняк. Нищий, вор

Автоматический замок щелкнул, она толкнула дверь, прошла к лифту и поднялась на четвертый этаж.

Он стоял в дверях — босиком, поверх пижамы наброшен халат. Они быстро поцеловались — не надо, не надо торопиться.

В большой захламленной гостиной на столике, заваленном папками с пьесами, стояли тарелка с остатками завтрака и недопитая чашка кофе. Берк был театральным режиссером и жил по театральному расписанию — он редко ложился спать раньше пяти утра.

— Можно предложить тебе кофе? — спросил он.

— Нет, спасибо. Я только что пообедала.

— Такая упорядоченная жизнь. Можно только позавидовать. — Ирония не была ядовитой.

— Завтра можешь приехать ко мне и покормить Билли свиной отбивной. Тогда позавидуешь мне, — сказала она.

Берк никогда не видел ее сына Билли, никогда не встречался с ее мужем и не был в их доме. Их познакомил на каком-то обеде редактор журнала, в котором она иногда печаталась. Предполагалось, что она напишет о Берке статью, так как похвально отозвалась о поставленной им пьесе. Тогда, на обеде, он ей не понравился, показался заносчивым, догматичным и слишком самоуверенным. Статью она так и не написала, но спустя три месяца, после нескольких случайных встреч, отдалась ему — то ли потому, что ей этого хотелось, то ли чтобы отомстить Вилли, то ли от скуки, то ли на нервной почве, а может, потому, что ей было все равно… Она давно уже бросила анализировать причины.

Берк медленно пил кофе стоя, глядя на нее поверх чашки ласковыми темно-серыми глазами из-под густых черных бровей. Ему было тридцать пять лет. Он был невысоким, ниже ее («Неужели я всю жизнь буду иметь дело с маленькими мужчинами?»), но его всегда напряженное, умное, волевое и открытое лицо — сейчас заросшее черной щетиной — заставляло собеседников забывать о его малом росте. Профессия режиссера приучила его командовать сложными и трудными людьми, и властность чувствовалась во всем его облике. Настроение у него быстро менялось, и иногда даже с ней он говорил резко. Берк мучительно переживал как собственное несовершенство, так и несовершенство в других людях, легко обижался и порой пропадал на несколько недель, не сказав никому ни слова. Он развелся с женой и слыл бабником. Вначале Гретхен чувствовала, что нужна ему лишь для удовлетворения простейшей и вполне понятной потребности, но сейчас, глядя на этого худого невысокого босоногого мужчину в мягком синем халате, она знала наверняка, что любит его и никто другой ей не нужен — она готова пойти на любые жертвы, лишь бы всю жизнь быть рядом с ним.

Она имела в виду Берка, когда сказала вчера брату, что хочет спать с одним мужчиной, а не с десятью. С тех пор как начался их роман, она ни с кем и не спала, кроме него, если не считать редких посещений Вилли, когда на него накатывала ностальгия по нежности и наступало мимолетное примирение, возрождались традиции брака.

Берк спрашивал, спит ли она с мужем, и она говорила ему правду. Признавалась и в том, что получала удовольствие. Ей не надо было лгать — он был единственным, кому она могла сказать все, что приходило на ум. А он говорил, что после встречи с ней не спал ни с одной женщиной, и Гретхен верила ему.

— Прекрасная Гретхен, восхитительная Гретхен, — сказал он, отнимая чашку от губ. — О, если б ты каждое утро входила ко мне, неся на подносе завтрак!..

— Ну и ну! У тебя сегодня хорошее настроение.

— Не совсем. — Берк поставил чашку на стол, подошел к Гретхен, и они обнялись. — У меня впереди кошмарный день. Час назад позвонил мой театральный агент — в два тридцать я должен быть в конторе «Колумбии». Мне предлагают поехать на Запад и снять фильм. Я звонил тебе раза два, но телефон молчал.

Телефон действительно звонил, когда она входила в квартиру, и второй раз, когда она переодевалась. «Люби меня завтра, не сегодня», — хотела сообщить ей компания «Т. энд Т.». Но завтра класс Билли не пойдет в музей, и она будет встречать сына у ворот школы в три часа. Страсть отмеряется расписанием детей.

— Я слышала, как звонил телефон, — сказала Гретхен, отодвигаясь от него, — но не подошла. — Она машинально закурила. — Я думала, в этом году ты собираешься ставить пьесу.

— Брось сигарету, — сказал Берк. — Когда плохой режиссер хочет показать зрителю, что отношения персонажей становятся напряженными, он заставляет актеров закурить.

Она засмеялась и потушила сигарету.

— Пьеса еще не готова, и, судя по тому, в каком темпе автор ее переписывает, не будет готова раньше чем через год. А все другое, что мне пока предлагали, — ерунда… Ну, не смотри же на меня так грустно.

— Нет, ничего. Просто мне хотелось лечь с тобой в постель, и я разочарована.

Теперь рассмеялся он.

— Ну и лексикон у нашей Гретхен! Все в лоб, без обиняков. А ты не можешь встретиться со мной сегодня вечером?

— Вечера исключены. Ты же знаешь. Это было бы вызовом. А я бросать вызов не собираюсь. — Никогда ведь не знаешь заранее, как поведет себя Вилли. Он может, весело насвистывая, две недели подряд являться домой к ужину. — Картина у тебя выходит хорошая?