Богач, бедняк. Нищий, вор

— Нет. Девушка действительно существует. Могу тебе ее продемонстрировать.

— Ты поэтому никогда не приглашала меня к себе? Он живет с тобой?

— Нет.

— Но он бывал у тебя? — Рудольф с удивлением почувствовал, что это его глубоко ранило, и тем не менее ему хотелось разбередить в себе эту рану еще больше.

— Знаешь, что делало тебя особенно милым? — сказала Джин. — То, что ты был слишком уверен в себе и поэтому не задавал никаких вопросов. Если любовь меняет тебя в худшую сторону, то уж лучше не люби никого.

— Что за паршивый день, — пробормотал Рудольф.

— Насколько я понимаю, вот все и решилось. — Джин встала и осторожно поставила стакан на стол. — Кино отменяется.

Он смотрел, как она надевает пальто. «Если она сейчас уйдет, — подумал он, — я больше никогда ее не увижу». Он подошел к ней, обнял и поцеловал.

— Ты ошибаешься. Кино не отменяется.

Она улыбнулась ему, но губы ее дрожали, словно улыбка далась ей с трудом.

— Тогда поскорее одевайся. Терпеть не могу опаздывать к началу.

Он прошел в спальню, причесался, надел галстук и туфли. Надевая пиджак, он взглянул на смятую постель, арену сражения.

Вернувшись в гостиную, Рудольф обнаружил, что Джин повесила себе на плечо сумку с аппаратурой. Он попытался отговорить ее, но она упорствовала.

— Я уже достаточно долго пробыла здесь для одной субботы, — сказала она.

На следующее утро, когда он ехал по мокрому от дождя шоссе, на котором было мало машин, Рудольф думал не о Билли, своем племяннике, а о Джин. Они сходили в кино — картина оказалась отвратительной. Потом ужинали в забегаловке на Третьей авеню и говорили о вещах, представлявших мало интереса для них обоих: о фильме, который только что видели, о других фильмах, о спектаклях, о книгах, о журнальных статьях, о политических сплетнях. Это был разговор плохо знакомых между собой людей. Оба избегали упоминать о женитьбе и о любви втроем. Оба были какие-то непонятно усталые, словно физически перетрудились. Пили больше обычного. Если бы они впервые проводили вечер вместе, оба сочли бы друг друга занудами. Когда они доели бифштекс и выпили напоследок по рюмке коньяку, Рудольф с облегчением посадил ее в такси, а сам пошел домой пешком. Спал он тяжело, а когда, проснувшись, вспомнил вчерашний вечер и дела, ожидающие его сегодня, серый декабрьский дождь за окном показался ему вполне соответствующим оформлением этого воскресного утра.

Рудольф позвонил в школу и попросил передать Билли, что он приедет в половине первого и поведет его обедать, а он приехал немного раньше, сразу после полудня. Хотя дождь прекратился и сквозь облака проглядывало холодное бледное солнце, в городке не видно было ни души. Гретхен говорила ему, что в хорошую погоду и более приятное время года здесь удивительно красиво, а сейчас под низкими дождевыми тучами пустынный городок со своими сбившимися в кучу зданиями и мокрыми грязными лужайками был похож на тюрьму. Рудольф остановил машину, видимо, у главного здания школы, вышел и неуверенно огляделся, не зная, где искать племянника. Из стоявшей неподалеку часовни доносились молодые голоса, дружно певшие: «Вперед, вперед, воинство Христово».

Воскресенье. Обязательное присутствие на церковной службе, подумал он. Неужели в частных школах это до сих пор сохранилось? Когда ему было столько же лет, сколько Билли, от него требовали лишь каждое утро отдавать салют флагу и клясться в верности Соединенным Штатам. Вот оно, преимущество бесплатного обучения — церковь отделена от государства.

Рядом с ним остановился шикарный «линкольн». Школа дорогая. Здесь воспитываются будущие правители Америки. Сам он приехал на «шевроле». Интересно, что бы говорили о нем в учительской среде, если бы он приехал на мотоцикле, который у него до сих пор сохранился, но теперь по большей части стоял в гараже? Из «линкольна» вышел важного вида мужчина в элегантном плаще, его спутница осталась сидеть в машине. Явно родители. Приезжают время от времени по уик-эндам пообщаться с будущим правителем Америки. Судя по манерам, мужчина был по крайней мере президентом какой-нибудь компании — румяный, энергичный, в хорошей спортивной форме. Рудольф уже давно научился распознавать этот тип людей.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался Рудольф тем голосом вежливого автомата, каким обычно обращался к президентам компаний. — Не скажете ли вы, где «Силлитоу-Холл»?

— Доброе утро, доброе утро, — приветливо ответил тот, широко улыбаясь и показывая прекрасные искусственные зубы стоимостью в пять тысяч долларов. — Сейчас я вам его покажу. Мой сын жил там в прошлом году. Это, пожалуй, лучший дом на всей территории школы. Вон там. — Он махнул рукой на здание, стоявшее примерно в четырехстах ярдах от них. — Вы можете к нему подъехать. Поезжайте по этой дороге дальше.

— Благодарю вас, — сказал Рудольф.

Из часовни громче зазвучало пение. Мужчина прислушался.

— Все хвалят Господа, — сказал он. — И все принимают в этом участие. Придется подождать.