Богами не рождаются

«Отдаст сама? — мысленно удивилась я. — Ну хорошо, предположим теоретически, что внутри машины якобы скрыт некий умный механизм, призванный отреагировать на то, чем обладаю именно я. Но какому конкретно сигналу он подчиняется — моему голосу? Нет, маловероятно, уж слишком это ненадежно. Человеческий голос способен измениться: ведь за все прожитые годы я могла охрипнуть, опискляветь, получить травму гортани… Следовательно, индивидуальные особенности моей голосовой модуляции мы отвергаем. Что же тогда еще? Какие-то особенные слова-пароли, на которые запрограммирован механизм?..»

Я сосредоточенно кусала губы:

«Ах ты, директор, старый хитрец! Помнится, Захария являлся одним из самых страстных почитателей моих стихотворных изысканий. Скорее всего, он ожидал, что я и здесь начну декламировать стихи. Но о чем? О той, кем я стала? Достойна ли я звания бога? Какие деяния я совершила, нашла ли свой тайный Храм, сокрытый в душе каждого человека? Долог и тернист путь к Храму сущности человеческой…» Я не заметила, как мои мысли сами собой облеклись в проникновенные слова и зазвучали над тихим лесным озером:

Я хочу так мало, а могу так много.
Почему же к Храму не пришла дорога?
Почему-то в сердце благодати нету,
С проклятой душою я брожу по свету.

Окна помутнели, стены обветшали,

Веет в душу ветер грусти и печали,
Спрашиваю Небо: «Не найду ответа —
Почему не быть мне на вершине света?»

Хмурит тучи Небо — тучи ходят низко,

Протянуть бы руку: вроде счастье близко.
И сказало Небо — ласково, но строго:
«Видно, можешь мало, ну а хочешь — много…»

Маарбах восторженно вздохнул, Алехандро сиял светлой улыбкой, полной любви и гордости, вдохновенно молился Антонио…

Раздался громкий, мучительный скрип. Крылатая дева медленно отвела ладони от груди и призывно повернула голову в мою сторону. Я потрясенно отступила назад, отказываясь поверить собственным глазам. Взволнованно вскрикнула эмоциональная Крися. Свет, струящийся из ладоней статуи, стал нестерпимо сильным, разом осветив все вокруг…

— Высоко! — недовольно прокомментировал Феникс. — Она слишком высокая, а Ника по сравнению с ней — маленькая, ниже стремени.

— Но у нее есть крылья! — уверенно подсказал рыцарь.

— Крылья? — недоверчиво переспросила я дрогнувшим от волнения голосом.

— Крылья, сестра, крылья! — Маарбах для наглядности широко распахнул свои, черные и кожистые.

Я завела руку назад, желая нащупать крылья, о которых твердил рыцарь, но за моей спиной оказалось пусто. Айм недоуменно пожал плечами, Антонио смотрел на меня с ожиданием и надеждой, Фен дурашливо покрутил пальцем у виска.

— Поверь в себя, любимая! — с нажимом потребовал Алехандро. — Ты — сильная, ты сможешь!

Я закрыла глаза и представила себе два белых, щедро оперенных паруса, вырастающие из моих плеч. Вот они крепнут, наливаются силой, наполняются ветром… Я почувствовала что-то незнакомое, поэтому внезапно подняла веки и пронзительно взвизгнула от испуга, обнаружив себя неловко болтающейся в воздухе, в полуметре над землей.

— Ну же, ну! — ликующе закричал виконт. — Лети, милая!

«Я хочу летать, я научусь летать!» — подбадривала я себя, поднимаясь все выше и выше в небо.

Лицо Крылатой девы приблизилось. Я с интересом заглянула в ее раскрытые ладони. В руках статуи лежали два круглых браслета, пульсирующих холодным серебристым пламенем. Я потянулась к долгожданному артефакту, а браслеты тут же тонко, мелодично зазвенели, вылетели из ладоней Крылатой девы и сами нанизались на мои запястья, так идеально подойдя по размеру, словно именно для меня и делались. По моему телу немедленно разлилась жаркая волна неслыханной силы.

«Энергетические накопители воистину гигантской мощности, — поняла я, буквально купаясь в потоках переполнявшей меня энергии. — Невероятная технология, необъятный потенциал! Захария и впрямь стал гением!»

— Капитан! — с завистью заорал снизу Фен. — Ну, может, хорош уже, как Карлсон, круги в небе нарезать? Тебе бы очень пошли штаны с пропеллером… Спускайся вниз — обратно на грешную Землю!

— Чудо! — привычно лепетал набожный послушник Антонио.

Глава 5

Военный совет мы решили совместить с обедом. Несколько минут все молчали, сосредоточенно утоляя первый голод, но, когда дело дошло до сахарного печенья — любимого десерта ламий, — мы понемногу разговорились. Феникс вольготно развалился на расстеленном на траве одеяле, лениво пересчитывая плывущие по небу облака. Я бесцеремонно пихнула штурмана в бок:

— Эй, а ты почему это вдруг притих? Знаешь, как-то непривычно видеть тебя таким задумчивым, серьезным, не слышать твоих обычных шуточек…