Читаем Богдан Хмельницкий полностью

били в бубны, трубили в трубы, налили из ружьев и пушек; тысячи голосов крикнули

вдруг: «Алла! Алла!»

«Что это значит?» в страхе спрашивали паны друг друга и задавали себе разные

объяснения.

«Выть может,—говорили одни,-—хлопы бегут, устрашившись наших подвиговъ».

«Нет,—возражали другие,—верно козаки недовольны Хмельницким и выбирают

нового предводителя».

Третьи с боязнью догадывались, не пришла ли орда татарская.

Ночь покрыла оба войска; в томительной неизвестности оставались паны; но вот в

среду на рассвете жолнеры дивизии Тышкевича привели в лагерь пленника в

священническом платье; неизвестно, был ли то священник в самом деле, или козак,

одетый таким образом и посланный нарочно Хмельницким. Стали его пытать.

«Я вам всю правду открою,—сказал он;—Хмельницкий так испугался вашей силы,

что хотел-было бежать; но вчера вечером пришло 40.000 татар, да еще и сам хан будет

скоро. Хмельницкий присягнул платить ежегодную дань хану, а потому хан всеми

силами будет вступаться за Козаковъ».

Ист. о ирез. бр.

225

Известие было вымышленное; на помощь козакам, действительно, пришел в

полночь татарский отряд, но только 4.000 человек с Карабчеймурзою н сыном

Хмельницкого.

Через несколько часов после рассвета Хмельницкий, рассчитав, что поляки уже

услышали от попа, чтб следовало им сообщить, пустил всех пришедших татар вперед и

одел еще несколько тысяч Козаков в татарское платье. Они бросились к реке и

закричали диким голосом: «Алла! Алла!» Это заставило поляков поверить, что пленник

говорил истину и привело всех в чрезвычайное смятение. Все схватились за оружие, но

в страшном беспорядке; всякий командовал и никто не слушал команды; каждый бежал

куда хотел, становился как попало и, вдобавок, между начальниками началась ссора,

потому что все видели беспорядок, приписывали его причину один другому, и

оскорбляли через то друг друга.

Козаки, тем временем, перешли через плотину и сделали нападение на польские

шанцы. Поляки, несмотря на беспорядок, вступили с ними в сражение. Первый из

польских полков, завязавший дело, был сендоиирский, йод командою Витовского; за

ним, без приказания, пустился полк воеводства минского. Козаки, командуемые

Чернотою, нарочно побежали назад за плотину; шляхтичи, думая, что враги

обращаются в бегство, перешли за ними за плотину и преследовали их, потешаясь

ролью победителей; но не видя ничего за туманом, наткпулпсь на целый козацкий

корпус и услышали голос Хмельницкого, который кричал на своих воинов: «За виру,

молодци, за виру!» Новые хоругви бросились за перешедшими через реку, и когда

столпились на плотине, козакн ударили на них, смяли, потопили, потоп зашли в тыл

отрезанному от плотины Витовскому, и «тогда поляки—говорит современник *)—

орали землю копьями и устилали все болото прапорами»; два полка, сендомирский и

волынский, погибли совершенно; много знатных панов легло на поле битвы; Витовский

и Оссолинский, племянник канцлера, вытащенные из реки, израненные, едва успели

прискакать к главному своему обозу. Козаки били врагов наповал. Страх и трепет, но

выражению летописца 2), распространился в польском лагере. Уже никто не думал

прогонять мужичья плетьми; хоругви, отправленные в другую сторону, привели в

лагерь двух татар, которые извещали, что хан скоро будет, а с ним войска, как травы в

поле.

В то же время беспокоил поляков с другой стороны Кривонос.

Вечером предводители и знатнейшие паны собрались на совет, но вдали от лагеря, в

поле. Они все раскаявались, зачем вышли из-под Глинян, представляли неудобность'

места под Пилявою по причине болот и яров, и один, славившийся в особенности

благоразумием, доказывал, что самое лучшее, на что следует решиться—уйти из

лагеря; к нему пристали многие; пристал и сам предводитель. Решили отдать

Вишневецкому начальство, а самим удалиться, проводив сначала возы и рыдваны с

пожитками. Приказание было отдано, и с наступлением вечера ни самого Доминика, ни

других знатнейших панов не было в лагере. Под Конецпольским споткнулась

Ч Woyna doni. Ч. I, 36. -) ГИстор. о ирез. бр.

U. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

15

226

лошадь и он, оставшись пешком, встретил какого-то поселянина, снял с него шапку

и платье, надел на себя, а ему отдал свое и тем избавился от несчастия попасться

хлопам в неволю. Доминик Заславский бежал на двух лошадях, оставивши в добычу

козакам свою карету, все свои сокровища и обоз, в котором было до трех тысяч

наемных нидерландцев; их истребили козаки, овладевшие обозом 1).' Ночыо с 22-го на

23-е сентября распространилась тревожная весть по лагерю, что предводителей уже

нет, и все многочисленное войско, в страхе и беспорядке, покинув имущество,

бросилось в бегство... Утром козаки выехали к реке, чтоб снова вызывать на герцы

поляков, но вызывать было некого: лагерь был пуст; только собаки лаяли!

Тогда Хмельницкий со всеми силами бросился в погоню, и шляхтичи пришли в

ужаснейший беспорядок: от страха кидали оружие; никто не понималъ—кто причиною

бегства; каждый кричал: «стойте!» а сам «токмо-б коня допався, летив без очей, абы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное