Богдан Хмельницкий

холода и голода будут пропадать пуще, чем от оружия. Поляки привыкли спать на

печке, жить в довольстве; не вынесут они зимней стужи и голода, и разбегутся сами».

Другие возражали:

«Не приходится нам сидеть спокойно, ожидая неприятеля и смотреть,

Ч Annal. Роиоп. Сишц I, 211. — Hist. pan. Jan. Kaz., I, 135—136. Ч Pamietn. Albr.

Radz., II, 431.

3) Jak. Michalowsk., 601—602.

379

как он без всякого отпора начнет лить кровь наших земляков. Это нанесет большой

вред и людям, и имуществам, и убьет в нас бодрость духа, с какою мы одолевали

всякия трудности и добыли себе свободу. Гораздо лучше будет, когда мы сами пойдем в

неприятельскую землю: одно—то, что войско наше будет продовольствоваться

добычею; другое—умножится слава наша, а с нею и храбрость наша, а врагам нанесет

страх и смятение. Если мы успеем, на первый раз, одолеть ляхов, то уже трудно будет

возвратить жолнерам бодрость, а шляхте надежду; одна дума о своей слабости даст

противной стороне средства к победе».

После всех рассуждений решили держаться линии между киевским и брацлавским

воеводствами по Бугу и укрепить эту сторону, сколько можно :).

Вслед затем Хмельницкий издал универсал, в котором объявил русским о новой

войне, запрещал жить панам в Украине, исключая тех, которые отрекутся от своих прав

над хлопами и станут заодно с козаками, и призывал весь народ к ополчению. Паны,

которые не успели еще оставить в числе прочих Украины, заранее бежали опрометью;

некоторые были убиты; со всех сторон стекались хлопы в сборное место, назначенное у

Ставищ; девять тысяч татар, передовой отряд крымской вспомогательной силы, был

уже в распоряжении предводителя русского народа. Коммиссары увидели, что уже

поздно переговариваться, побоялись ехать к гетману и послали одного из них,

Маховского, к митрополиту Сильвестру Коссову.

«Король,—говорил он,— опуская на время поднятое оружие, обращается к тебе,

достойный архипастырь, останови своими пастырскими советами пролитие

христианской крови и опустошение Земли русской».

Как ни должно было, повидимому, огорчать православного владыку пренебрежение

к греческой вере, но он и здесь не изменил своей кротости. Он умолял Хмельницкого

отложить всякую месть, а положиться на волю Божию. Хмельницкий, прочитав

убеждение митрополита, заплакал, как говорит польский историк, и клялся, что должен

воевать, единственно защищая отечество 2).

Маховский уехал прочь. Знакомый Богдану чауш опять явился в Чигирине. «Вы

знаете, — писано было в грамате падишаха, — что высокие врата умеют оказывать

милость друзьям и карать недругов. И так как вы секретно сообщили нашему чаушу

Осману, что’ вы со всею искренностью отдаетесь под крылья покровительства высоких

врат, то мы, принимая это от всего сердца и не сомневаясь в вашей верности, послали

крымскому хану строгое приказание, чтоб он не обращал очей и ушей своих к Польше,

а напротив, если бы оттуда повеял на вас какой-нибудь ветер, и поляки захотели бы

притеснить вас или напасть на вас, то хан обязан тотчас защищать вас своим

быстролетным войском, и пока вы будете верны и преданы счастливым вратам нашим,

до тех пор имейте безопасные сношения с ханом: вы в нем не обманетесь. Посылаем

вам постав злотоглава и кафтан и требуем, чтобы, веря настоящему нашему писанию,

вы возложили на себя этот кафтан в знак верности, подобающей нашему подручнику,

потому что вы писали к блистательнейшим вратам нашим, что готовы давать нам

такую же дань,

г) Stor. delle guer. civ., 235 и дал. 2) Hist. Jan. Kaz., I, 137— 138.

380

какую дают другие христианские подданные наши, а мы, узнавши о вашей

верности, будем этим довольствоваться, вы же будете дерлш при нас своих достойных

людей».

Хмельницкий отправил в Константинополь Антона Ждановича и какого-то Павла

Петровича с толмачем благодарить падишаха 1). Их там приняли с знаками внимания и

дружелюбия. Но Ислам-Гирей показывал неохоту идти на поляков; визирь приказывал

ему: он дал невольное обещание явиться со всею ордою, и послал вызов к полякам, под

предлогом, что идет воевать за оскорбление Козаков, своих союзников. Хмельницкий

опасался принимать помощь от мультанского господаря Бассарабы, зная вообще

непостоянство валахов, а еще менее от Лупула, который сам набивался помогать

козакам, но с коварною целью вредить им. Доверчивее он сошелся с Ракочи: по

договору, заключенному с ним, седмиградский князь должен был напасть на Краков в

то время, когда козаки будут громить Польшу с востока 2).

*) Рукоп. Арх. Иностр. дел Сношен. Польши с Турциею.

2)

А. ИОжн. и Зап. Росс., ПТ, 455.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Начало неприязненных действий. — Поражение и смерть Нечая.— Разорение

Ямполя.— Приступ поляков к городку Стена.

Первые неприязненные действия с обеих сторон открылись в феврале 1651 года в

Подолии, земле, где отважный народ не хотел признать Зборовского договора и первый

увлек своим примером Южную Русь к новой брани с поляками. Правительство

польское намеревалось начать войну ранее весны, чтоб не допустить к Хмельницкому

турок и крымцев, которые не привыкли к зимнему холоду и не могли обойтись без