Читаем Богдан Хмельницкий полностью

прегрешениях. Ты умножишь победу свою нашею погибелью, но уменьшишь царство

свое, потому что принесешь многих в дар мщению» 2).

«Для чего вы подняли оружие? Разве вам худо было? Не сделал ли король по

вашему желанию? Не простил ли вам прежних проступков?»—обращались к ним паны

с укоризненными вопросами.

Козаки продолжали просить прощения, взваливали всю вину на Хмельницкого и,

заливаясь слезами, целовали, по тогдашнему польскому обыкновению, руки и полы

одежд сенаторов и панов 3).

«Видим в вас добрые знаки покорности,—сказали паны,—хорошо, если только они

не притворные».

«Козаки уверяли, что они хотят оставаться в повиновении у короля и Речи-

Посполитой 4).

Козакам приказано было выйти, и король начал совет. В козацкой просьбе, которая

тут же была прочитана, не было ничего, кроме покорности и охоты предаться на волю

короля. После продолжительного совещания козаки снова были позваны.

«Хотя подобных вам злодеев и свет не производил,—сказал канцлер от имени

присутствовавшего здесь же короля,—хотя ваши преступления

*) АшиаГ. Polon. Clim., I, 263,—Pam. do pan. Zygm. ITT, WJad. IY i Jan. Kaz., II, 186

—187.

2)

Annal. Polon. Clim., I, 263.—Pam. do pan. Zygm. III, WJad. IV i Jan. Kaz.,. II,

186—187.

3)

Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.—Кратк. опис. о коз. мая. нар., 63.—

Bell, scyth. cosac., 184.

4)

Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.

421

исключают всякую надежду на прощение, но удивительное милосердие

королевского величества подобно бесконечному милосердию Господа, небесного

Творца, который ниспосылает и грешникам щедроты своей благости; его величество

король не желает вам окончательной гибели, если только ваше раскаяние не

притворное и не вынужденное вашим положением, и вы покажете знаки послушания.

Завтрашний день вы получите приказания; двое из вас могут идти в войско и объявить

королевскую милость, а один пусть остается здесь, чтоб мы видели первый пример

покорности вашей».

Козаки недоверчиво поглядывали друг на друга; но Крыса вызвался остаться без

принуждения. Он не думал уже возвращаться и остался у поляков в службе. «Видно,

что у тебя не черная душа!»—говорили ему паны *).

На другой день, в пятницу, явились козаки за обещанными условиями и были

допущены к коронному гетману и канцлеру, которые находились тогда вместе.

«Бго величество обещает вам пощаду,—говорил канцлер, — если вы нам выдадите

Хмельницкого, его сына Тимоша, писаря Выговского и шляхтичей, приставших к вам,

и разорвете союз с татарами. Одни из вас пойдут спокойно за плуг, а других король

пошлет в погоню за Хмельницким и татарами. Вы должны выдать нам шестнадцать

человек старшин своих в виде заложников, не для наказания, отдать все пушки,

распустить по домам всех хлопов и самим, затем, оставаться в совершенной

зависимости у короля, ожидая решений будущего сейма об устройстве козацкого

войска на будущее время».

«Хмельницкого у нас нет и не знаем, где он; панов будем слушать; татар бить будем,

а старшин и пушек отдать, не знаем, как присудит рада; нехай до завтра, бо теперь

вийсъко пьяне» 2).

«Ступайте!»—сказали им. Послы пошли, потупив головы.

Снова грянули поляки изо всех орудий и несколько часов палили так, что в

польском обозе слышно было, как картечи ломали козацкие возы. Козаки

отстреливались, но слабо, потому что тогда у них происходила рада.

Недовольное неудачею посольства козачество сменило с начальства Джеджалия.

Избран был снова Богун. Духовные попрежнему старались уверить их, что

Хмельницкий ушел для их же пользы и скоро воротится,— но уже тогда мало верили

этому.

«Мы согласны,—говорили козаки,—помириться с королем; пусть только он нам

подтвердит Зборовские статьи; старшин выдавать не будем, а также и шляхтичей не

выдадим, потому что им уже обещано прощение по Зборовскому договору. Паны пусть

въезжают в свои украинские поместья, но только без военных хоругвей. Если король на

таких условиях примет нас под свое покровительство, то мы пойдем за татарами

разыскивать Хмельницкого и других, сбивших нас с пути, хотя бы пришлось добывать

их в самом Крыму, и на будущее время верно будем служить Речи-Посполитой». На

такомъ

*) Ibidem., 323.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 333, 335,—Bell, scyth.

cos., 184.—Histor. belli cos. polon., 158.—Annal. Polon. Clim., I, 264.

-) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 320, 325.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г.

Ноябрь, 335.

42 2

прошении, поданном от всех осажденных Козаков, подписи их наказного гетмана

Джеджалия не было. Вероятно, он остерегался гнева Хмельницкого за обещание

разыскивать его для выдачи полякам, включенное в прошение 1).

Такия требования были написаны и в субботу 28-го июня (3-го июля п. с.)

отправлены с депутациею к королю 2).

Потоцкий, вероятно, думал, что польские картечи укротили русских, когда увидел

новую депутацию; но удивился вспыльчивый гетман, когда прочитал совсем другое,

нежели ожидал.

«Ах вы, хлопы!—закричал он:—что это такое? Не из чего-ж и война идет, как через

то, что Речь-Посполитая не хочет связываться этим договором ни в каком случае! Если

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное