Постепенно туман начал стелиться, собираясь в клубок тьмы позади собравшейся толпы. Сперва масса выглядела бесформенной, ее края мерцали, как пламя цвета черного дерева. Но вскоре она приняла форму человека, его лицо оставалось скрыто, за исключением пары зорких золотистых глаз, холодных, как металл, сверкающий под светом люминесцентной лампы. Чем бы он ни был, его вряд ли можно было назвать дружелюбным. Злобная сущность, которая, судя по всему, настроила жителей деревни против девушки – Сновидицы. Мейсон никак не мог взять в толк, чем эта девушка так его разозлила, но он совершенно очевидно питал к ней неприязнь и хотел поквитаться.
Мейсон наблюдал, как девушка двинулась в сторону деревьев, навстречу волчьему вою, эхом наполняющему лес. И хотя все указывало на то, что она изгнана, Мейсон уловил ее стремление, сравнимое с тоской воющего волка, страстное желание уйти. Смирилась ли она со своей судьбой или выбрала ее сама? Он не знал ответа. Но, как только она направилась к лесу, жители начали кричать, потрясать кулаками в воздухе, плевать на землю, по которой она шла, и проклинать ее имя.
Не важно, чей это был выбор, люди жаждали крови, а злобный кукловод, шагающий за ними по пятам, жаждал обречь ее на вечные муки. По мере того как ее фигура удалялась, тревога Мейсона росла. Он чувствовал потребность действовать и рванул вперед, пытаясь добраться до толпы, но, как бы сильно ни упирался ногами в землю, ближе не продвигался. Он кричал от досады, но его слова исчезали в пространстве.
Люди его не слышали, но услышал он. Темный призрак отвел взор от зрелища перед ним и впервые заметил незваного гостя. Его яркие глаза останавились на молодом докторе.
Мейсон попятился назад, когда темное пламя, бушующее вокруг существа, беспорядочно закружилось, вырвалось наружу и устремилось к нему. Он взглянул в сторону деревенских ворот, но девушка уже скрылась из виду. Останавливать ее слишком поздно. Повернувшись обратно, Мейсон оказался лицом к лицу с призраком. Из мрачных глубин пылающей черной фигуры вырвалось низкое, искаженное рычание. Он приближался с каждым вздохом, глаза полыхали от ярости, а частицы его естества раскаленными каплями падали на землю, заражая ее, как чума.
– Пора уходить, – прошипел Гавран, обдавая щеку Мейсона холодом, а затем что-то схватило его за плечи. Руки – нет, скорее острые изогнутые когти вонзились в плоть Мейсона и оторвали его от земли.