Боги, демоны и другие

Когда он ушел, Мадави села в колесницу и тоже поехала домой. Она снова переоделась, переменила украшения и отправилась на верхнюю террасу; там она пела и танцевала и наконец изнемогла от усталости. Тогда она сплела венок из цветов, взяла бледный лепесток цветка пандана и вырезала на его гладкой поверхности любовное послание: «Луна, тоскуя о любви, взошла на небо… она пронзает своими острыми стрелами всех, кто одинок… Внемли мне, прошу тебя». Она позвала одну из своих служанок и велела ей пойти к Ковалану. Служанка должна была сказать ему эти строки наизусть, а потом передать венок, чтобы он прочел их сам. Служанка вернулась и доложила, что Ковалан выбросил записку и венок. Мадави огорчилась и сказала со вздохом:

— Если он не придет сегодня, значит, наверняка придет завтра.

Но ночью она не сомкнула глаз.

А Ковалан в это время говорил своей жене Каннахи:

— Мы должны уехать из этого города.

Каннахи знала, что средства Ковалана быстро тают, потому что он непрерывно покупает подарки и роскошные наряды для Мадави. Она продавала одно свое украшение за другим, чтобы достать для него деньги. Каннахи была безответной и покорной женой.

— У меня есть еще пара браслетов… — начала она, но не договорила вслух конец фразы: «…которые ты можешь заложить и купить подарки Мадави».

Ковалан взял браслеты и сказал:

— Сегодня ночью мы потихоньку уйдем отсюда и отправимся в Мадуру, мы продадим браслеты и начнем новую жизнь с теми небольшими деньгами, которые за них выручим. Я не хочу видеть своих родителей до тех пор, пока не восстановлю свое доброе имя. Связь с низкой и корыстной женщиной марает человека с головы до пят, и к тому времени, когда он начинает прозревать, часто оказывается, что дело зашло слишком далеко. Мы ни с кем не будем прощаться. Уйдем потихоньку.

Среди ночи Ковалан и Каннахи связали одежду в небольшой узел, Ковалан перекинул его через плечо, они закрыли дверь своего дома и тронулись в путь. И вот уже праздничная толпа исчезла у них из виду и веселый шум перестал доноситься до их ушей. Сначала они шли по южному пустынному берегу реки, но, выйдя на дорогу, оказались среди бродячих певцов, нищих, странствующих ученых и святых людей, идущих в том же направлении, что они, и, прислушиваясь к их рассказам, Ковалан и Каннахи забыли о своих невзгодах.

— Пока сидишь дома, ничего не узнаешь, — сказал Ковалан.

Они дошли до парома, переехали на северный берег реки и наконец подошли к городу, который назывался Урайюр. Ковалан оставил жену в доме, где обычно останавливались путешественники, а сам пошел искать водоем, чтобы совершить омовение. Когда он стоял по пояс в воде, соскребая грязь с тела, к нему подошел какой-то незнакомый мужчина и сказал:

— Мне надо с тобой поговорить.

— Кто ты? — спросил Ковалан.

— Друг, неужели ты не узнаешь меня? Я из Пукара. Я стер все подошвы, выслеживая тебя. Где я только не спрашивал: «Не видели ли вы такого-то человека?»!

— Зачем ты выслеживал меня? — сердито спросил Ковалан.

— Меня послала Мадави, разлука с тобой сводит ее в могилу. Она тысячу раз просит прощения, если невольно обидела тебя. Она умоляет тебя вернуться домой, она умоляет забыть о ее проступках.

Ковалан подумал немного и сказал:

— Возвращайся назад.

— Я навещал твоих родителей, они тоже очень горюют.

— Скажи им, что я хочу попытать счастья на новом месте и что когда-нибудь я вернусь к ним как достойный сын. Я слишком долго жил несбыточными мечтами, сейчас я знаю, что делаю. Скажи Мадави, что я не сержусь на нее, но что с прошлым покончено навсегда.

Ковалан вернулся к жене, и они снова тронулись в путь. Чтобы не тревожить Каннахи, он не рассказал ей о встрече с пукарцем. Ковалан и Каннахи медленно шли вперед и наконец вышли к реке Вайхей, протекавшей у самой границы города Мадуры, столицы царства Пандья. Они стояли на берегу, любовались парящей башней храма, большими домами Мадуры и радовались, что их долгое путешествие подошло к концу. Потом Ковалан приблизился к воде и умилостивил речного бога; они перешли через реку и вступили в город.

В Мадуре Ковалан и его жена нашли приют в квартале, где жили пастухи. Они поселились в небольшом доме, окруженном живой изгородью, с прохладным внутренним двориком, стены которого были испещрены пятнами красной грязи, и с кухней, наполненной разнообразными припасами: рисом, овощами, пахтаньем, огурцами, гранатами и манго. После нескольких недель бродячей жизни Каннахи с радостью вновь занялась хозяйством. Она вымыла полы. Когда еда была готова, она расстелила для мужа циновку и положила зеленый лист банана, чтобы ему было на чем поесть. После обеда она дала ему пожевать орешки и листья бетеля.

Губы Ковалана окрасились красным соком, он сел удобнее и заговорил:

— Ты была так терпелива, что бы сказали твои родители, если бы узнали о твоих мучениях, — Ковалан с сожалением вспомнил о жизни в Пукаре: — Я проводил время в обществе женщины легкого поведения, дружил со сплетниками, говорил громким голосом и хохотал во все горло над непристойными шутками.