Богоубийство (СИ)

- Это не важно. Важно то, что происходит сейчас, - Анна чуть приблизилась к Стефану, сделав свой тон тихим и выразительным. - У вас, Стефан, очень сильная идея. Интересная завязка, пусть и с банальной отсылкой к библейской догматике. Но все гениальное просто. И ваш роман может стать великим. Я это вижу. И вам лишь нужно преодолеть свою фрустрацию. Я уверена, вы преодолевали ее не раз, когда писали очередной научный труд. Единственное отличие вашей идеи от того, что вы делали до этого – это ее художественность. Это роман. И вы должны его закончить. Иначе, считайте, что религия одолела вас, а вы, по сути имея хорошую артиллерию, просто сложили ее.

Стефану речь Анны показалась очень вдохновляющей. И сама она выглядела довольно вдохновленной и… расплывчатой. Если бы он еще не был так пьян… Все из-за этого. Он уже плохо связывал мышление с речью. Чувствовал, что его сознание резко затухает, как лампочка, а язык заплетается, как шнурок на ботинке. Почти никогда он так не напивался. Может быть, перенервничал? Он старался задать себе этот вопрос, облокачивая голову на спинку софы. Ему казалось, что это на минутку. И даже Анне он сказал об этом. Что вот, момент, и он встанет и пойдет, чтобы не бременить ее своим присутствием. Но голова так потяжелела, а руки стали настолько неподъемными. Он боролся с той мыслью, что уже не в состоянии подняться, но явно проигрывал и морально, и физически.

- Кстати, если не секрет. Как вы планируете назвать, или, может быть, уже задумали название своему роману? А, Стефан? – придвинувшись еще ближе, спросила Анна, но Стефан этого не заметил.

Его дыхание стало редким, но глубоким. Наконец-то, оно стало ровным и спокойным, как и он сам. Думать – все сложнее. Впускать сон – все проще.

- Богоубийство, - усталым голосом сказал Стефан, почувствовав, как вдруг склонился в сторону Анны и уткнулся лицом во что-то нежное и мягкое, в какую-то очень гладкую ткань (наверное, ее платья).

Так подумал, и постарался отдернуться, в мыслях извиняясь перед ней.

- Стефан? – услышал он слегка обеспокоенный, но расчетливый голос Анны.

Он попытался резко поднять голову и открыть глаза, сказав:

- Я… Я дико извиняюсь, Анна! – пытаясь хоть как-то выйти из сложившейся ситуации, которую он еще отчасти воспринимал, как грубую и весьма неэтичную, - Я… Я, пожалуй, пойду! Не стану утруждать вас… - все сложнее было выговорить ему, а встать особенно, и, почувствовав это, Стефан невольно смирился с мыслью о слабости и физической невозможности, после чего упал так, словно испустил из головы своей сознание. – Я… Я дико извиняюсь, Анна… - успел снова пробормотать он, но уже в последний раз.

VIII

Стефану снился сон. Такой, что он был даже больше воспоминанием, чем сном.

Родительский дом. Семейный ужин. Стефан всегда недолюбливал это. И сейчас в нем было не самое приятное чувство, словно он уже что-то знал или ощущал наперед. Насколько не подводила его сомнамбулическая память, было это ровно семь лет назад. Даже сезон был тот же – конец лета. Спадающая жара, намекающая на скорый приход осени. В общем, вся семья в сборе за столом в гостиной.

Стефан сидел рядом с Мерилу. Напротив сидела его мать и старший брат Бенедикт. Отец сидел во главе стола. По правую руку старший сын, по левую – младший. В общем, все представлялось довольно беглым. Шикарная родительская гостиная была окрашена в более темные тона, чем была на самом деле, а стол хоть и был красочным и разнообразным, как это было традиционно в их семье, но Стефану мало хотелось есть. Аппетит его также представлялся ему чем-то навязанным и принужденным. Впрочем, некоторые детали, особенно слова, смаковались Стефаном с особым привкусом неприятия, врезались в его сознание, как сорняк врезался корнями в распаханную, дышащую почву. И пока он не созерцал цельной картины, которая откроется ему уже не в первый раз, в его сознании стали вмешиваться, словно сопровождаемые гидом, слова, надоедающие и представляющие собой некую предысторию семейного портрета.

Отец. Он же Анджей Полански. Зачастую угрюмый и серьезный, но при этом старательный и трудолюбивый, весьма нетипичный поляк. Почему не типичный? Из рассказов его же отца, Стефану представлялся менталитет типичного поляка, как пьющий, вечно с сигаретой в зубах, матюкающийся по-польски лодырь, который даже если и отважился на эмиграцию, то все равно ничего не будет делать. Анджей любил работать. У него были густые, подчеркивающие всю серьезность его тяжелого и упрямого взгляда, брови. Легкая седина и залысины впереди не портили общего впечатления о нем, как о человеке, который, в принципе, старается делать для семьи многое, но и порой позволяет себе скверное поведение, подправленное эгоизмом. В общем, Стефан не считал своего отца тщедушным, хоть и считал его довольно умным, моментами справедливым человеком. И этого человека очень любила его мать.