- Хорошо, - еще раз повторил он. - Я лишь хотел сказать, что старому пердуну надо валить на пенсию. Самый раз, провести эту конференцию, чтобы потешить свое самолюбие, угомониться, накормить досыта свое эго, и свалить на пенсию этим летом.
И как только Льюис сказал это, тут же отворилась дверь, и вошел Робинсон. Вошел тише, чем открылась дверь. И Льюис, едва успел опустить ноги со стола, выронив опускающийся в руку мяч, который покатился по полу, и закатился прямо под стол заведующего кафедрой, находившийся в центре комнаты. Льюис не знал, увидел ли все это Клайв, но тот сказал уже с привычным сарказмом в голосе – низковатом, хрипловатом, но не лишенном жизненных сил, пусть и пассивных:
- Льюис, тебе не кажется странным, что обычно столы пахнут столами, но твой пахнет обувью с китайского рынка, которую перемеряли десятки мужиков с вонючими носками, прежде чем ты ее купил?
Стефан постарался не засмеяться вслух. Льюис же заметил, что его «пердун» сегодня, как и во многие другие дни, был в шикарном ударе. Он не знал почему, но при нем, он тут же выравнивал осанку и вел себя смирно, в основном стараясь слушать его и не перебивать. Наверное, лишь бы он не дал Робинсону лишний повод подшутить над ним в свойственном ему стиле. Как же он это не любил. Порой не знал, что больше: шутки Робинсона, или же моральную невозможность ответить ему тем же, ввиду служебной субординации.
Старик не спеша, с опущенными веками (словно спал на ходу) зашагал к своему столу, после чего сел за него со вздохом. Парни переглянулись. Клайв протянул ноги, и парни глянули под его стол. Мяч он не задел. Но тот был совсем рядом с ногой.
- У кого какие планы на пятницу, позвольте спросить? – не поднимая глаз, спросил Клайв.
- То есть, завтра? – переспросил Льюис.
- То есть, сегодня! Ты что, живешь по древнему календарю Майя? – с серьезным видом сказал Клайв. - Конечно, завтра!
Льюис еще раз понял, что ему лучше молчать. Впрочем, сказал Стефан:
- Я собираюсь навестить могилу супруги.
Клайв кивнул головой со сдержанным видом, затем он поднял глаза, и посмотрел на Льюиса. Тот чуть оробел от каменного взгляда Робинсона, вопрошавшего:
- Ну, а ты? – прицокнув языком так, словно раскусил кислую ягоду.
- А я… - растерянно стал придумывать Льюис, что сразу и заметил Клайв.
- А ты, Льюис, завтра поедешь за баннерами для конференции.
- Я? Нет!
- Ты! Да! У тебя завтра пять пар. Вот, после пятой и поедешь. Самое время будет. Я не хочу тянуть с этим. Ты мальчик уже взрослый, крепкий. Дотянешь материалы для стендов. Запрешь в кладовке до тех пор, пока я не скажу тебе достать их оттуда. Ты все понял?
- Мистер Робинсон, позвольте поинтересоваться. А лаборант нам для чего? Люси, она ведь… - сказал Льюис с показательным негодованием. - Этим делом может заняться лаборант, а не преподаватель!
- Хм… Люси девушка молодая. Женщина! – подчеркнуто сказал Клайв.
- С каких это пор вы стали сексистом? Извините за прямой вопрос, - торжествующе сказал Льюис.
- С тех пор как ты, мой милый мальчик, стал женоненавистником! – чуть напористее сказал Робинсон.
- То есть? – спросил Льюис, уже чувствуя неладное.
- То есть, Люси завтра имеет полное право уйти пораньше с работы к своему молодому человеку, который подарит ей букет цветов, поднимет на руки, поцелует в шею и поздравит с международным женским днем, несмотря на то, что ты не считаешь это праздником. Ей должно будет все равно, пойдешь ты за баннерами или нет, потому что она будет освобождена. Ты все понял?
- Понял, понял… - почувствовав себя остолопом, проговорил Льюис, желая, чтобы Робинсон как можно быстрее остановился.
- Надо же тебе хоть как-то принять участие в этой грандиозной конференции или нет, - подчеркнуто сказал заведующий кафедрой.
Льюис не стал говорить больше, чем следовало. Просто заставил себя промолчать. Особенно, когда увидел, как Робинсон прикоснулся носком ботинка к мячу, который чуть сдвинулся с места. Клайв не заметил этого. Стефан решил поговорить с ним:
- Кстати, какая важная персона пребудет к нам из Болоньи, позвольте поинтересоваться еще раз? Запамятовал, уж простите!
Клайву польстил этот вопрос. Это стало видно по тому, как он фривольно умостился, облокотившись на спинку кожаного кресла, чуть растянувшись в улыбке.
- Черт ее знает. Некая Анна Роккафорте. Вроде известный человек у себя на родине. Прекрасный меценат, инвестор… - с чуть замечтавшимся взглядом сказал Клайв.
Парни смотрели на него и видели отвагу. Неадекватную (но зрелую) смелость пригласить такого человека, и свойственный только ему талант добиться положительного результата там, где его бы и не ждали – в тридцатитысячном городке посреди кукурузного поля, о котором не каждый пятый слышал в соседнем штате, не то, чтобы за океаном – в Болонье.