Бой с невидимкой

– Ап! – сам себе скомандовал Тарас и щелкнул затвором автомата.

– Свои! – послышалось из темноты. – Не выстрелите сдуру в безвинную душу!

Это был голос участкового Павла Онысько. Вскоре он и сам вошел в дом.

– Там хлопцы нашли двух мертвяков, – сказал он. – У Панского брода. Похоже, они их и подстрелили. Мертвяки совсем еще свежие. Отнесли в сельсовет. Так что если вам интересно, то идите со мной. Посмотрите на них.

– Пойдем, – поднялся Марко. – А по дороге расскажешь нам, что к чему.

Рассказывать долго не пришлось. Подсвечивая самодельными факелами и фонарями, милиционеры и «ястребки» отправились по тому пути, по которому они недавно гнали бандитов. И – у самого брода в кустах обнаружили два мертвых тела.

– Может, их и больше, – сказал участковый, пробираясь в предрассветной тьме вместе со смершевцами к сельскому совету, – но попробуй найди их в темноте! Ничего, скоро уже будет светать. Тогда и поищем.

Пришли на место, вошли в помещение сельского совета. Здесь, в сенях, освещенные тусклой керосиновой лампой, лежали два покойника. Рядом с ними переминались с ноги на ногу двое «ястребков» – караульных.

– Так, – сказал Марко, наклонившись над мертвыми телами. – Два молодца, почти одинаковых с лица. Небритые и грязные. И в немецкой одежде. Их десантники такую носили… Обыскали?

– Да, – сказал участковый.

– И что нашли?

– Не так и много. Оружия при них не было, никаких документов – тоже. Немного патронов россыпью, кисет с махоркой, три ржаных сухаря, а больше ничего.

– Кто-нибудь их опознал?

– Лично я их не знаю, – сказал Онысько. – И они, – он указал на «ястребков», – тоже не знают. Не знает и Евген Снигур. Не наши они. Может, из другого села или дальних хуторов. Или еще откуда.

– Ясно-понятно, – сказал Марко. – Как рассветет, нужно бы показать их народу. Может, кто и признает.

– Да ведь если и признают, то не скажут! – безнадежно махнул рукой участковый. – Боятся люди.

– Все равно – давай попробуем, – настойчиво произнес Марко. – А вдруг?

– Ну, давай попробуем, – неохотно согласился участковый.

* * *

…Примерно через час начало светать. Заалели на восточной стороне неба рваные тучи, сквозь которые пыталось пробиться утреннее солнце, тьма начала уползать в болота и байраки, пробудился ветер и пробежал по верхушкам деревьев. А вскоре совсем рассвело.

– Ну что, будем выносить героев невидимого фронта на людское обозрение? – спросил Марко. – Пусть народ на них посмотрит. Берите их, хлопцы, и укладывайте рядышком у сельсовета.

«Ястребки» помялись, потом неохотно, одного за другим, вынесли убитых бандитов из сеней и уложили их на траву. Конечно же, вся деревня знала, что ночью была стрельба, да и как тут было не знать? Стрельба – дело громкое. А вот кто в кого стрелял и чем закончилось дело – того, конечно, люди не знали, поэтому, как только двух убитых бандитов вынесли из сеней и уложили на траву у сельсовета, к зданию поодиночке и небольшими группками стал сходиться народ. Люди молча подходили, молча смотрели на мертвецов, затем – на живого участкового, затем – на трех незнакомых им людей – смершевцев, и так же молча уходили, а им на смену подходили другие селяне, а затем, чуть позднее, стали подходить и хуторяне.

– Ну что, узнаете вы кого-то из этих красавцев? – то и дело спрашивал Павло Онысько. – Да вы не молчите, как немые! И если кого-то узнали, то так и скажите! Дело-то важное! Ведь это же бандиты! Те самые, которые жгли хутора и убивали людей!

Но никто из подходившего и отходившего народа не проронил ни слова. В конце концов участковый охрип от бесконечного задавания одного и того же вопроса, умолк, сел на пенек, снял фуражку, да так и застыл, испытывая разочарование. А народ все подходил и уходил, подходил и уходил…

Примерно через два часа вернулись с поисков «ястребки» во главе с Евгеном Снигуром.

– Ну, что? – спросил участковый у Евгена.

– Ничего, – ответил тот. – Больше никого не нашли. Или их все же унесли с собой, или больше мы ни в кого не попали.

– Ладно, – поднялся с пенька Павло Онысько. – Тогда – прекращаем концерт. Хлопцы, несите этих в погреб. А я буду писать бумаги и отправлять нарочных в район, чтобы там были в курсе случившегося и позволили мне закопать убитых. Морока мне со всем этим делом. Хоть с живыми, хоть с убитыми! А главное, толку-то нет никакого! Ну, застрелили мы их ночью? И что с того? Что от этого изменилось? Сколько их там еще таких же, только живых?

Участковый таким способом выпускал пар, да оно и понятно. Он устал: и от ночной стрельбы по его же собственному дому, и от ночных поисков у Панского брода, и от упорного людского молчания – от всего происходящего. Не из железа же он был сделан, Павло Онысько, а, как и все прочие люди, из костей и плоти.

– А ты не впадай в отчаянье! – сказал подошедший к участковому Тарас. – Двоих вы сегодня уложили, остальных – загнали в болото. А дальше вообще будет сплошная радость! Особенно когда они с поднятыми руками толпами начнут выходить из болот! А это будет, и очень скоро! Уж ты, браток, мне поверь! Напрасно я таких слов никогда не говорю!