Бои в Прибалтике. 1919 год

Защита германского Востока от большевистского нашествия, попытка восстановить поверженное наземь Отечество с востока и по меньшей мере оставить для него открытым путь туда, то есть дорогу к новой России. Замысел, который должен был вновь отмыть дочиста заляпанный грязью революционных и постреволюционных событий щит чести германского солдата, и не в последнюю очередь из желания подавить опасность большевизма в его зародыше – все это были те побудительные мотивы, которые при рассмотрении их post factum следует признать оправданными и заслуживающими одобрения. Вопрос лишь только в том, пришло ли уже время, чтобы реализовать на практике столь масштабное свершение непосредственно после Компьена и 9 ноября[413]. Конечно, и в правительстве рейха, как и в Верховном Главнокомандовании в созданном частью ими же самими тяжелом положении января 1919 г. не строили далеко идущих планов в политике на Востоке с опорой на силу оружия. Тогда старая армия шла навстречу своему окончательному роспуску. Противник занял запад рейха и планомерно уничтожал своими все более жесткими условиями перемирия все возможности к сопротивлению. Поляки протянули руки к важнейшим германским территориям, в особенности к коридору в Восточную Пруссию, а также и к Прибалтике. Антанта была в состоянии в любой момент перекрыть морские пути по Балтийскому морю. К тому же, «Союз Спартака» и его подручные стремились поколебать все основы государственного порядка и власти. В этих обстоятельствах даже мысль о немецких соплеменниках в старых областях балтийско-немецкой культуры по сравнению с нуждами самого рейха отходила на второй план. Тогда даже те, кто сам себя причислял к друзьям балтийских немцев, выступали лишь за сохранение самой возможности существования для своей маленькой родины, а то и за то, чтобы удалось отступить в пределы Германии. Если же, несмотря на это, некоторые из них изначально имели и более масштабные планы, это только делает честь их предвидению, мужеству и самоотдаче на благо поверженного германства. Практическое значение это получило лишь постепенно, когда стали проясняться обстоятельства, по крайней мере, на прибалтийском театре военных действий.

Когда большевики там были разбиты и в начале июня 1919 г. после отвоевания Риги оттеснены с места основных боев, первоначальную миссию войск в Прибалтике можно было считать выполненной, и теперь задумывались о дальнейшем использовании возникшей в Остзейских провинциях силы. Представляется, что спустя годы нет особенного смысла теоретически рассуждать, следовало выходить в этом за рамки, развивая прибалтийский проект – разумеется, при твердом государственном и военном руководстве, или же сосредоточить все силы против Польши, даже ценой «принесения в жертву» Прибалтики. Уполномоченные германского правительства тогда только что поставили свои имена под продиктованным вражеской коалицией миром. Для него в первую очередь было важно закрепить хотя бы те сомнительные преимущества, которые давало заключение мира по сравнению со становившимися все более жесткими условиями перемирия[414]: прекращение блокады и вызванного ею голода, освобождение военнопленных и т.д.

С другой стороны, при существовавших тогда реальных условиях прибалтийский проект ликвидировать было не так-то просто. Против этого говорила невозможность предоставить самим себе, то есть, по всей видимости, сдать на милость большевизма, едва вышедшие к начаткам становления государственности прибалтийские страны.

В такой ситуации было чрезвычайно необходимо, чтобы по меньшей мере ответственная в конечном счете за все германские дела инстанция, то есть германское правительство, приняла бы ясное решение, что же следует делать в Прибалтике. Если же этого не случилось, причиной тому то, что тогда оно было поглощено переговорами о мире и, в первую очередь, польской проблемой. Но после подписания продиктованного в Версале мира это извиняющее его обстоятельство уже отпадало. Тем более, что после боев под Венденом произошло не слишком отрадное, но прояснение ситуации в Прибалтике.