Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Что касается летописного понятия дружина, то, как следует из выводов, сформулированных в главе II, оно было крайне общим и расплывчатым и обозначало просто вообще всех людей, связанных с князем и пребывающих в его окружении в тот или иной момент, хотя преимущественно употреблялось для описания военных предприятий и указывало, соответственно, на людей, занятых военным делом. Ничто не заставляет думать, что «дружина» была организацией или корпорацией. «Дружиной» обозначались, в том числе, например, отроки боярские и отроки княжеские, но никакие организационно-институциональные связи между ними самими или, например, между ними и теми же боярами не прослеживаются (за исключением, разумеется, того, что в военном походе они могли выступать все вместе одной армией). В статье ПВЛ 6601 (1093) г., как мы помним, киевские бояре, скептически оценивая военные способности княжеских отроков, рассматривают их как группу им, боярам, чуждую. И это совершенно не мешает тому, что в известии о пирах Владимира бояре оказываются в числе «дружины» с теми же отроками-гридями – эта «дружина» здесь имеет в виду просто людей, связанных с князем какими-то общими делами, но совсем не обязательно институционально (и поэтому тут кроме бояр и гридей появляются ещё и сотские с десятскими, и нарочитые мужи – см. об этом ниже). Если отталкиваться от общепринятого в современной литературе понимания дружины как архаического (догосударственного) «домашнего» объединения, в котором эгалитарные и иерархические тенденции («братские» и «клиентельные») были ещё нераздельны слиты (см. в главе I), то преемником такой дружины в Древней Руси можно рассматривать (и то с оговорками) корпус княжеских гридей-отроков («большую дружину») и, вероятно, боярские «дружины» (хотя об их составе и устройстве у нас крайне мало данных – ср. ниже).

Как показывают хотя бы приведённые упоминания бояр в описании «народной скорби» по умершим князьям, бояре в летописи вообще далеко не всегда упоминаются в числе «дружины» или в связи с ней. А. А. Горский зато указывает на то, что в начальном летописании бояре преимущественно упоминаются с князьями, а в нескольких случаях о боярах, сопровождающих того или иного князя, сказано как о «своих» для князя или «его», княжеских (ср., например, выше в сообщении о гибели бояр Мономаха)[888]. Он противопоставляет эту ситуацию позднейшей, когда в летописании XII в. более или менее регулярно появляются определения бояр по местности – киевские, ростовские и т. п.[889] Таким образом, ранее, до XII в., бояре – «свои» для князей и входят в их «дружины», а с XII в. они «"привязываются" к территориям, на которых расположены их вотчинные владения».

Однако, тезис об «институте дружины» и его распаде в XII в. эти аргументы не могут подкрепить. Во-первых, в этих определениях летописцев позднейшего времени привязка к местности не должна рассматриваться как какой-то решающий признак– вполне возможно было альтернативное обозначение. Так, в одном и том же рассказе, который дошёл до нас в двух древних обработках (XII в.), об одних и тех же людях говорится по-разному. В Ипатьевской летописи: «галичьскии же мужи почаша молвити кн(я) зю своему Ярославу»; в Лаврентьевской: «здумаша боляре Володимерковича и рѣша князю своему»[890]. Очевидно, оба словосочетания– «галичские мужи» и «боляре Володимерковича» – обозначали одно и то же: знатных людей на службе галицкого князя Ярослава Владимировича. Летописцы используют их равноправно, и это настолько же естественно, насколько естественно назвать князя двумя разными способами – по имени или по отчеству.

Во-вторых, всё-таки обозначения по местности попадаются и в начальном летописании, по крайней мере одно – «вышегородьскыѣ болярьцѣ»[891]. Это упоминание происходит из «Повести о убиении» Бориса, присутствующей как в ПВЛ, так и в Н1Лм, а значит, восходящей, как минимум, к НС. А. А. Шахматов, впрочем, считал возможным отнести создание этого текста «ко второй четверти XI в.»[892], а в недавнем исследовании он отнесён к творчеству летописцев 1070-х гг.[893]

В-третьих, не надо забывать, что для XII–XIII вв. мы имеем дело с разными локальными летописными традициями, а для XI в. располагаем только киевской (и НС, и ПВЛ – это киевское летописание). Отсутствие обозначения бояр по местности может быть связано просто с тем, что речь шла в основном о киевских боярах, и летописец не воспринимал их как некий отдельный или чуждый элемент и не считал нужным определять их по территориальной принадлежности.