Бояре Стародубские. На заре

– Благодарствуй, боярин, за милостивое слово! – проговорила с поклоном Паша. И при всплывшем в небе месяце Алексей мог разглядеть лукавую улыбку на лице ее. Сани помчались, унося боярышень. Поспешно пошел Алексей к мальчикам, сторожившим коней его, и, вспрыгнув на своего скакуна, никем не замеченный, выехал шагом из слободы; толпа, собравшаяся около избы, так занята была свадьбой и угощеньем, что не приметила приключения с кучером боярышень и их отъезда.

Выехав в поле, Алексей скоро нагнал сани Савеловых и ехал шагах в пятидесяти за ними. Короткий зимний день давно сменился сумерками, и только неяркий свет молодого месяца помогал Алексею следить за санями издали; они въехали в сосновый бор и скрылись из глаз его; но скоро послышалась песня, на звуки которой он направлял коня. В заунывном, словно вьющемся напеве он различал голос Паши, недавно еще моливший его не губить их. И боярин все понукал коня, поспешая следить за ними и беречь боярышень. По странному свойству человеческой природы, ему сделались вдруг близки эти незнакомые девушки, на которых он не обратил бы внимания несколько дней тому назад. Он и теперь готов был идти на шведов, чтоб избежать женитьбы, но не мог бы в эту минуту бросить боярышень на произвол судьбы, – их песня манила его за собой. Он нагнал сани в лесу и ехал в нескольких шагах около них. В чаще темного соснового бора неясно белел снег при свете пробившихся сюда лучей месяца; бледные лучи его падали и на лица боярышень, полузакрытых прозрачными покрывалами. Алексей озирался по сторонам, боясь, нет ли в лесу чужих людей, с желаньем удалить всякую опасность от бежавших впереди саней, как будто в них провожал он свои сокровища. С полчаса ехали все они таким образом по лесу и выехали, наконец, на поля Савеловых. В поле песни смолкли, а Алексей оставался далеко позади; вдали видна уже была усадьба боярина Савелова. Боярышни скоро въехали в ворота усадьбы, а боярин Стародубский, быстрым взглядом окинув дом их и всю усадьбу, повернув своего коня, поскакал обратно и скоро скрылся в лесу. Он вернулся к избе, где была свадьба, постоял в толпе и дождался своего конюха. Поздним вечером вернулись они к себе домой. Старик отец долго ждал его к ужину и не дождался.

– Я насилу уговорил батюшку боярина в постель лечь, – сообщал, встречая Алексея, старик Дорофей. – Сказал ему, что ты, верно, в лесу при месяце за зайцами следил.

– Ну да, – проговорил Алексей, пробираясь на свою половину через сени.

Прошло два дня; упрямый боярин Никита Петрович объявил сыну, что заезжал он к боярину Савелову, говорил о невесте; Ларион Сергеевич обрадовался: лучшего, говорит, мне суженого желать не надо; берите, говорит, Степаниду Кирилловну.

Кончил отец и ждал, что обрадовал сына. Но сын стоял, глядя в сторону, в лице у него вдруг вспыхнула краска, и, понурив голову, он спросил отца:

– Которая же из двух боярышень Степанида?

– Что ж нам до имени. Как бы ни звали, не все ли равно? Степанида старшая – та, что любит странниц, – ответил отец.

Алексей выслушал молча, но краска у него сбежала с лица, и он проговорил вдруг:

– Батюшка, ведь боярин Савелов недобро задумал – навязать мне в жены раскольницу. А имя ее мне тоже не нравится.

– Чуден ты, Алексей. Тебе и то не нравится, что другую Пашей зовут, – говорил ему отец.

– Нет, это имя хорошее, – проговорил боярин, опять зарумянившись.

– Не все ли нам равно? Не видал ты ни той ни другой и не знаешь, которая лучше.

– Я… – вырвалось у Алексея, но он замолк вдруг.

– Что еще там надумал? – спросил старик.

– Я надумал, что и прежде сказал, что мне сватать невесту не время: не нынче-завтра в поход уйду, – проговорил сын решительно и холодно.

– Алексей! – сурово крикнул старик отец. – Дело кончено, а после сватовства от невесты не отказываются. Ты упрямство из головы выбрось, не идти же мне к Савелову да брать назад свое слово!

– Ты с ним поговори, батюшка, скажи боярину Савелову, что ежели он добра нам от сердца желает, так выдал бы другую невесту, – меньшую боярышню.

Отец глянул на сына удивленный и, помолчав, сказал ему:

– Это пустое, хороши обе невесты.

На том и разговор кончился. Алексей вышел от отца сердитый и мрачный. Он не хотел и не мог сказать отцу, что видел боярышень, что не нравилась ему Степанида, и для отца такие слова, знал он, ничего не стоят. А выдать Степаниду и сказать, что она отдалась расколу и что раскольник живет в доме Савеловых, Алексей не хотел. Не хотел он накликать беду на боярышню и на ее матушку; помнилась ему кроткая просьба: «Не губи нас, боярин». Алексей понимал, что Степаниду ловили на ее набожности, и не ее вина была в том, что вспоминались ему песни и глаза Паши. Он не хотел связывать себя женитьбой, его манил поход. Уступил бы он отцу, если бы дозволил он выбрать самому невесту, а теперь он решился уехать.