Сабля князя успела только наполовину покинуть ножны, когда все было кончено. Убийца, ни на миг не замедлившись, проследовал дальше и вскоре свернул на неприметную боковую стежку, набитую мальчишками. Трубецкой же завалился на кусты. Проломившись сквозь тонкие ветви, упал в траву и, выпучив глаза, хрипя разверстой глоткой, скончался, оставшись лежать в луже собственной крови. Впрочем, сухая земля бабьего лета довольно быстро впитала в себя влагу, оставив только бурое пятно.
Степке наконец удалось улизнуть из дома. Батя у него был сапожником и тачал знатные сапоги, передавая науку старшему сыну. И тому нравилось создавать из простого куска кожи красивую и носкую обувку. К делу он со всей душой. Вот только малец двенадцати лет мальцом и останется.
А потому малейший намек матушки, мол, рыбки свежей давно не пробовали, мальчишкой был воспринят как руководство к действию. Отец еще толком и не сообразил, как этот постреленок исчез. Осознав, что к чему, сапожник выскочил на крыльцо, но Степки уж и след простыл, и удочка пропала. Глянул на супругу с осуждением, а та только и того, что пожала плечами. Мол, и сама такого не ожидала.
Но не суждено было Степке сегодня порыбачить. Он уже выбежал по боковой стежке на большую тропу, что вела к Великой башне, где он любил удить, как вдруг стал свидетелем нападения. Чуть выше по тропе какой-то дядька с двух рук разом ударил в шею двоим дружинникам, а потом как-то походя, словно перед ним вовсе и не великий воин, зарезал князя Ивана Бобровнинского, коий ворогов рубил от плеча до самого седла.
В испуге Степка шарахнулся в кусты, не в силах оторвать взор от убийцы, быстро поднимавшегося вверх по тропе. Наконец тот достиг стежки, которой пользовался Егорка, заводила с соседней улицы. Глянул по сторонам и скрылся в зарослях. Но как ни краток был миг, мальчишка его все же узнал.
Ну как. Узнал — это громко сказано. Видел недавно пару раз. В первый — на постоялом дворе в посаде за Окольным городом. Во второй — в торговых рядах, здесь, в Запсковье. Детская память она крепкая и впитывает в себя все, как губка. Иное дело, что со временем часть этой памяти уходит на задворки сознания.
С минуту рыбачок сидел в кустах ни жив ни мертв. Он пребывал в полной уверенности, что этот аспид его видел и сейчас непременно выскочит из кустов да набросится на невольного видока. Потом пришло осознание, что глупо так-то сидеть и дожидаться, когда тебя убьют. А как же иначе. Душегуб с легкостью расправился с троими, и эта сцена до сих пор стояла у мальчишки перед глазами.
Нервно сглотнув, Степка сначала попятился, потом развернулся и побежал настолько быстро, насколько вообще был способен. В голове не было никаких мыслей. Даже картина расправы над дружинниками и князем уже исчезла. Зато яркими красками заиграла другая. Душегуб поймал видока и со страшным оскалом резал ему горло.
— Ай!!! — От внезапности сердце Степки тут же ухнуло в пятки.
— Ты чего, малец? — Любимов едва устоял на ногах.
Вообще-то он был редким гостем в Запсковской стороне. Но так уж случилось, что нужно навестить больного купца. Мужчина солидный и ложиться в госпиталь наотрез отказался. Лекарям же при госпитале не возбранялось иметь побочный приработок.
Подумаешь, его переманили из Крыма большим жалованьем и возможностью продолжить научную работу в лаборатории и под руководством Рудакова. Копейка лишней никогда не будет. Как и практика. Лекарское дело требует постоянного совершенствования и все новых пациентов. А то где же еще можно набраться опыта? Из книг? Вот уж ничуть не бывало. Никакие книги не заменят личных примеров.
— Я… Дяденька… — испуганно затянул мальчик.
— А ну-ка, стой. Да стой, тебе говорю. На тебе лица нет. Что стряслось, паренек?
Сам не зная отчего, но Сергей вдруг решил, что это очень важно, и поспешил сменить тактику. Что тут же принесло свои плоды. Нервно сглатывая и постоянно прерываясь, малец заговорил скороговоркой, впрочем, получалось у него откровенно слабо, и потому он потратил не меньше минуты, прежде чем сумел хоть что-то пояснить:
— Там это… Я на рыбалку… Тятька сапоги тачать, а мамка рыбки, значит… Я удочку — и по стежке… Всегда там хожу… А там этот… Ну, тот, который на постоялом дворе и на торжке… А князь, он по тропе, значит, к гостевым рядам… А тот… Ну тот, что у постоялого…
— Тихо, мальчик. Тихо. Что случилось? — вдруг почувствовав тревогу, пытал парнишку Любимов под взорами останавливающихся прохожих.
— Он, значит, сначала ножами дружинников, а потом и князя. Р-раз, и все, — наконец выдал малец.
Впрочем, Сергей Пантелеевич его уже не слушал. О тропе, выходящей к гостевым рядам, да еще и в направлении, указанном Степкой, знали все. Поэтому, едва осознав, что случилось страшное, лекарь сорвался с места и побежал за каменное строение. Несколько человек поспешили за ним. Князь в Пскове только один. И он всегда был всеми любим. А уж после сражения на Бобровне так и подавно.