— Ты права, — Куница осторожно уложил ее на шкуры, разосланные на лежанке, и стянул куртку, отбросив в сторону. — Не впервые. Для того чтобы стать из щенка волком, нужно не только убить врага в бою. Ну, и потом еще было…
— Я не хочу знать! — Яра рыкнула, ревниво и огорченно скривившись.
— Но с тех пор, как увидел тебя, — мужчина навис над ней, целуя в надутые губы, — все забыл, всех забыл, — Куница засмеялся, услышав тихий и недовольный вздох. — Ревнуешь?
— Не ревную, — огрызнулась она.
— Врушка, — он улыбнулся, с нежностью глядя в бледно-зеленые глаза, и осторожно взял ее за руку, прижав ее ладошкой к своему лицу, и по-звериному потершись о нее щекой, ластясь. — Только твой теперь. Только твой.
Яра сменила гнев на милость, и улыбнулась. Нежно и легко, как будто дуновение весеннего ветерка. Куница почувствовал, как по загривку прошелся жар, и как внизу живота потяжелело от этой улыбки. От того, что она была рядом, и что она была словно сокровище, которое досталось только ему одному. Сняв с Яры куртку и рубашку, Куница глянул на голую грудь, и на живот. Она была вся покрыта шрамами от челюстей звериных.
Девушка попыталась прикрыться, и прошептала:
— Некрасивые.
— Самые красивые, — Куница осторожно поцеловал самый большой шрам, отводя ее руки. — Что с тобой сталось?
— Меня принесли в жертву, — помедлив, прошептала Яра. — Той зимой, когда я… поменялась, меня принесли в жертву, и скормили зверям в лесу. Я… умерла тогда, как ты мог понять.
— Больше тебе не доведется так страдать, — проговорил Куница, нежно целуя другой шрам. — Я убью каждого, кто к тебе прикоснется не так, как надо, кто криво посмотрит, — мужчина осторожно повел рукой по плоскому, подрагивающему животу, вверх к груди, и задел кончиками пальцев затвердевший тут же сосок.
Он вел пальцами, нежно очерчивая только ему известные узоры, целовал каждый участок кожи, еще нетронутый поцелуями, необласканный прикосновениями. В шатре стало так жарко, что казалось, будто не зима наступает, а жаркий летний зной. Яра рвано выдохнула и под его ласками издала тихий стон.
— Все хорошо, не бойся, — прошептал Куница, осторожно расстегивая пояс на ее штанах.
Вскоре она осталась нагая, и смущенно потянула на себя покрывало, прикрываясь. Куница улыбнулся и позволил ей это сделать, сев рядом. Встретившись со взглядом Яры, смущенным и разгоряченным лаской, он фыркнул со смеху. И хочется, и колется. Звериное естество требовало от Куницы схватить и взять грубо и быстро, кусая и до боли сжимая пальцами белоснежные и худые бедра. Но вместе с тем другое, человеческое, требовало приласкать, нежностью с ума свести, а лишь потом взять осторожно, медленно, с лаской.
Куница поднялся и стянул с себя сапоги, а затем — штаны и исподнее, нагим оставаясь. Яра выдохнула, смущенно опустив взгляд на покрывало. Погасив светильники, мужчина погрузил шатер в кромешную темноту. Когда Куница сел на лежанку рядом с девушкой, она тихо и испуганно выдохнула, отодвинувшись.
— Не бойся, силой брать не буду, — проговорил он, ложась на шкуры. — Я люблю тебя больше.
— Я… не боюсь, — прошептала Яра, упорно не желая ложиться рядом. — Просто… я не знаю…
— Ложись, трусишка моя, — Куница погладил ее по обнаженной спине, заставив вздрогнуть.
— Я не знаю, что делать дальше! — вскрикнула Ярогнева.
В шатре воцарилась тишина, а затем Куница расхохотался. Неожиданно вся мягкая атмосфера, весь жар от томящегося желания, выветрились, уступив веселью. Он продолжил смеяться, пока Яра, возмущенно пропищав, хлопнула его по груди с громким шлепком. Куница уличил момент и схватил ее за руку, нежно поцеловав дрожащие пальчики.
Жар и истома вновь накатили, стоило Ярогневе прикоснуться к его груди. Пальцы у нее были горячими, обжигающими, пробуждали в нем звериное нечто, что рычало и требовало продолжения. Куница чувствовал, что с ума сходит от того, насколько жарко ему стало от этих прикосновений.
— Я покажу, — прошептал мужчина, бережно укладывая ее на шкуры. — Если станет неприятно — попроси остановиться.
— Хорошо, — тихо выдохнула она, покоряясь.
— Расслабься, — Куница навис над Ярой, нежно целуя в губы. — Это не охота, целиться не нужно, и убивать тоже.
Борясь со звериным желанием взять сразу же, повинуясь порывам, и утолить жажду, избавиться от тяжести, Куница осторожно прикоснулся к горячей шее, подставленной под ласку доверчиво и без страха. Он чувствовал, как под пальцами забилась венка еще сильнее, пульсируя жаром. А затем — услышал тонкий вздох, сладостью отозвавшийся в груди. Куница повел ладонью вниз, по нежной коже меж маленьких грудок, и стал целовать.