Боярышниковый лес

Ужин у нас вышел долгим и ужасно тоскливым: Кевин рассказывал о своем диагнозе и желании со всем покончить. Я сочувственно кивала и повторяла, что он совершенно прав. Все его слова до единого я пропускала мимо ушей. Думала только о своем плане. Кевин сделает все за меня. Кевин доведет дело до конца.

Я притворюсь, что в восторге от этой противной Дженис, и подружусь с ней.

Потом дам ей телефон Кевина, мол, это таксист, на которого всегда можно положиться. Кевин, понятное дело, не захочет брать с собой ни в чем не повинного пассажира, становиться, так сказать, убийцей. Поэтому придется наплести ему, что Дженис тоже страдает от какой-то жуткой неизлечимой болезни и попросила меня устроить ей быстрый уход из мира. Моя задача будет не из простых. Выступлю сразу и сценаристкой, и актрисой. Но раз надо – значит надо. План получился безупречным. Никто в жизни меня не заподозрит, потому что я буду настоящей милашкой, самой добротой.

– Не знаю даже, как бы я обошелся без тебя, Бекка, – сказал мне Кевин раз десять за ужин.

– А я не знаю, как бы обошлась без тебя, Кевин, – искренне отвечала ему я.

Уилфред, друг и деловой партнер Франклина, поражался мне.

– Ты и правда полна сюрпризов, – недоумевал он. – Я-то думал, устроишь нам тут знатный разнос – все, как полагается, – и оказался в корне не прав.

– Мы с Франклином всегда понимали друг друга, Уилфред, – звонким колокольчиком рассмеялась я и, заметив его благоговейный взгляд, улыбнулась в надежде на то, что он, как и Франклин, не устоит перед моей улыбкой.

Мама была потрясена, когда я заявила ей, что нет смысла держаться за Франклина, если он того не желает. Она покачала головой в изумлении и сказала, что я всегда была даже сумасброднее ее и удивительно видеть меня столь рассудительной.

Я посоветовала Франклину не спешить с переездом. Но теперь ему, конечно, придется спать в комнате для гостей, раз все изменилось. Сама я много времени проводила вне дома. Часто с Кевином. На мой взгляд, в этом не было ничего предосудительного. Но разумеется, главной моей целью стало сблизиться с Дженис.

Первым ударом оказалось то, что ей всего девятнадцать.

А потом то, что ее не интересовала одежда, поэтому ни к чему было предлагать ей дешевые вещи из бутика. Готовка ее тоже не занимала – делиться с ней рецептами смысла не имело. Ну и как я могла с ней сблизиться?

Как это часто бывает в жизни, решение нашлось благодаря игре в бридж. Я попросила гадкую Дженис оказать любезность и составить мне пару по этой игре на женском благотворительном вечере. Поскольку я была с ней чрезвычайно мила и проявила крайнюю добропорядочность, безропотно уступив Франклина, Дженис не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.

Мы сразу же прекрасно поладили, и она несколько раз повторила, как ее восхищает мое – и моего поколения вообще – отношение к любви. Она надеется когда-нибудь достичь такого же уровня зрелости.

Я едва сдержалась, чтобы не удавить девчонку собственными руками прямо за карточным столом. В конце концов, у меня имелся план получше.

Мы, как ни странно, выиграли и договорились на следующей неделе снова сыграть вместе на очередном благотворительном мероприятии в гостинице «Россмор». Как ни крути, Дженис в разных смыслах составляла довольно приятную компанию. Студентка университета, у которой не к добру на руках оказалось слишком много времени и денег, но при этом девица хорошего воспитания и, вынуждена признать, умелый игрок в бридж. Юная и наивная, конечно, что малый ребенок.

Меня, естественно, временами грызла совесть и немного томило чувство вины или, может, беспокойство из-за того, что я посылаю девятнадцатилетнюю девчонку на верную смерть. Я ведь тоже человек. Как здесь отрешиться от эмоций? Но, с другой стороны, она встала между мной и любовью всей моей жизни, и было невозможно заставить их отказаться друг от друга.

Выбора передо мной не стояло.

Поэтому мы с Дженис продолжали играть в паре и успели побывать на нескольких мероприятиях, прежде чем я решила, что время пришло.

Франклин поговаривал, что вот-вот съедет от нас, но я упросила его остаться еще на несколько дней.

– Ты всегда можешь переночевать у Дженис, – промурлыкала я. – Но погоди перевозить все свои вещи.

Мой план мог сработать только в том случае, если он будет жить с нами, когда она умрет.

От Кевина в те дни было одно беспокойство.

Он начал сомневаться. Стал переживать из-за того, что берет с собой пассажира. Решил, что ему следует прежде переговорить с Дженис и узнать ее пожелания. Подумал, что ей, возможно, захочется принять успокоительное перед столкновением.

Я сказала, что уверена: она совершенно точно не изменит решения. Когда мы с Кевином раз за разом проговаривали все до мелочей, этот вопрос всегда становился для него камнем преткновения. Что, если в самый последний момент она передумает? Он уже не сможет затормозить. Будет слишком поздно.