Боярышниковый лес

И все из-за этой беременной курицы Мэгги Кирнан. Можно подумать, кроме как Мэгги, больше во веселенной никто детей не рожал. Ее беременность, казалось, никогда не закончится. Уже и мамонтиха бы разродилась! Мэгги бывала у меня по два раза на неделе. То ей дурно, то нет, то ребенок толкается – это нормально? – то ребенок не толкается – а он точно не умер? Ей требовалась персональная команда врачей, гинекологов и акушеров, которые бы постоянно дежурили у нее в передней.

За три недели до предполагаемой даты родов Мэгги позвонила мне в два часа ночи и сказала, что рожает. Я велел ей выпить чашку чая и пообещал, что утром мы обо всем поговорим. Она все не унималась, твердила, что точно рожает, и просила подняться к ее дому. Четыре мили в гору! Она совсем рехнулась? Я стал ее успокаивать, но она бросила трубку.

Только на следующее утро я узнал, что произошло: Мэгги позвонила доктору Джимми Уайту и тот, конечно, сразу помчался к ней. И что бы вы думали? Роды уже шли полным ходом, были осложнения, он вызвал «скорую», которой пришлось подниматься по горной дороге, и, если бы доктор не сопровождал пациентку до отделения неотложной помощи в Россморе, ребенок бы не выжил, Мэгги бы умерла, а заодно из сострадания скончалась бы и половина местного населения.

За то утро мне раз пятнадцать пришлось выслушать разглагольствования о бедняжке Мэгги Кирнан и о том, как ей, наверное, было страшно и какое счастье, что милостью божьей молодой доктор Уайт смог о ней позаботиться. А еще пришлось прочувствовать невысказанное, но единодушное осуждение за то, что я оставил Мэгги Кирнан в беде.

Я, конечно, был раздосадован, но виду не подавал, напротив, рассыпался в похвалах доктору Джимми Уайту, выразил беспокойство о Мэгги и пару раз обронил, что детки всегда себе на уме и насколько было бы легче, предупреждай они нас о своих планах. Я ничего не объяснял, ни перед кем не оправдывался. Решил, что со временем в головах останется самое главное: я все еще их мудрый добрый доктор Дермот.

К слову, каждую субботу в обеденное время ко мне приходит незамужняя дама по имени Ханна Харти и занимается моими счетами. Будучи не только квалифицированным бухгалтером, но и воплощением конфиденциальности, она ведет счета многих жителей нашего города. Минуло всего пять суббот после выкрутасов Мэгги Кирнан, когда Ханна, откашлявшись, прямо мне заявила, что я теряю большое число пациентов, которые уходят к недавно объявившемуся у нас молодому доктору Уайту. А с ними и внушительную долю дохода.

Поначалу я ей не поверил. Ханна всегда любила сгущать краски. Поговаривали, что она давно положила на меня глаз. Очень в этом сомневаюсь.

Никаких поводов я ей точно никогда не давал. Много лет заботился о ее престарелой матери. Ну вообще-то, о ней заботилась сама Ханна, но я частенько к ним заходил и заверял, что беспокоиться не о чем, а если они ужинали, то непременно приглашали меня присоединиться.

Сам я так и не женился. Как-то мне приглянулась одна женщина, но она обвинила меня в излишней беспечности и заявила, что на роль супруги провинциального врача никак не годится. Что ж, я такой, какой есть, и ни для кого меняться не собираюсь, так что и ее, и ее слова совсем скоро выкинул из головы.

Я внимательно выслушал Ханну. Прошло едва ли полчаса с тех пор, как она рассказала о падении моих заработков, а я уже действовал.

Я навестил семейство Фоули. Мы немного поболтали. Старик-отец одной ногой был в могиле; долго он не протянет. Но я рассуждал о его состоянии с оптимизмом и заверил, что здоровье у него лошадиное, а самочувствие отменное. Когда я уходил, Фоули ощутимо приободрились. И я в очередной раз сказал себе, что в этом и заключается работа доктора: подбадривать, поддерживать, вселять уверенность, а не пугать до дрожи статистическими выкладками, обследованиями и снимками.

По дороге домой мне встретился молодой доктор Уайт.

– Вся эта история с Мэгги Кирнан… – начал он неловко.

– Да? – В моем голосе сквозил холод.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я переманиваю ваших пациентов или что-то в этом роде… – продолжил он, переминаясь с ноги на ногу.

– Вам кажется, у меня есть основания? – Мой тон по-прежнему был ледяным.

– Строго говоря, она, разумеется, ваша пациентка, но мне пришлось решать, существует ли опасность для ее здоровья и жизни или нет. И я решил, что существует.

– То есть вы считаете, что поступили верно, так, доктор Уайт?

– Прошу, зовите меня Джим, я же зову вас Дермот.

– Да, я заметил, – улыбнулся я своей дежурной улыбкой.

– Тут нам обоим работы хватит, Дермот, – развязно ухмыльнулся он. – С голоду не умрем.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, доктор Уайт, – отозвался я и пошел своей дорогой.

Добравшись до дому, я сел и как следует задумался. Позвонила Ханна Харти, предложила занести пирог с говядиной и почками собственного приготовления. С тех пор как умерла ее мать, она больше не приглашала меня к себе на ужин, и этого не хватало, особенно по выходным, когда бывало одиноко.