Боярышниковый лес

Мама с папой поначалу сомневались, но Джун шепотом посоветовала намекнуть им, что иначе я отправлюсь на Кипр или Майорку и уж там оторвусь по полной. Это заставило родителей серьезно задуматься. Правда, окончательно они ничего не решили. Придется их еще поуламывать, но я не сомневалась, что с моей новой сестрицей Джун все обязательно получится.

Я поймала на себе мамин слезливый взгляд.

– Мам, ты что, перебрала? – забеспокоилась я.

– Вовсе нет. Ты помнишь, что я сказала тебе сегодня утром, Лаки? – спросила она тоном, до ужаса напоминающим тон Мэри Поппинс.

Мы с Джун уже обсудили, что самый простой способ осчастливить матерей – это говорить с ними на одном языке. Они не понимают, что вы, как попугай, повторяете их же слова.

– Ты сказала, что рано или поздно все обязательно наладится, – ответила я.

Мама просияла от радости:

– Надо же, запомнила! Ты и правда моя лучшая подруга, Лаки. Я буду страшно скучать, когда ты уедешь в Америку.

Я улыбнулась в ответ. Это была непростая, многозначащая улыбка.

Во-первых, это была улыбка огромного облегчения. Я выиграла и еду в Нью-Йорк работать в закусочной. Мама только что не сказала это прямо.

Во-вторых, это была дружеская улыбка. По словам старушенции с радио, такая улыбка может творить чудеса. Поначалу притворная, потом она будет идти от чистого сердца. Удивительная это штука – взросление, время летит незаметно.

Я почувствовала, что больше не притворяюсь.

И когда сказала маме, что она тоже моя лучшая подруга, я так и думала. Я ничего из себя не строила. Я действительно так думала.

Наверное, я все-таки везучая и имя теперь менять без надобности.

Глава 11 Ну вот скажите, почему…

Часть первая Эмер

Ну вот скажите, почему я решила, что будет здорово купить электронные часы с огромным экраном и цифрами, которые видно из гостиницы «Россмор»? Почему не могла приобрести себе компактный дорожный будильник, как все нормальные люди, а не водружать рядом с кроватью громоздкую штукенцию размером с обеденную тарелку со сменяющимися каждую минуту красными цифрами?

Я не свожу с нее взгляд уже четыре с половиной минуты: время сменилось с 9:08 на 9:13. Смутно помню, что завела будильник на 9:30. Вроде бы. План заключался в том, что если встану в полдесятого, то уже к десяти успею принять душ, одеться, выпить чашку кофе и выйти из дому.

И сегодня крайне важно выйти из дому в приличном виде. У меня собеседование по поводу долгожданной работы: хочу устроиться директором в художественную галерею «От всей души» – потрясающее место, куда я столько лет мечтала попасть. Однако, несмотря на наличие всех необходимых дипломов и сертификатов, меня постоянно кто-нибудь опережал. А сейчас парень, который последние три года там всем заправлял, уехал в Австралию. И на сегодня у меня назначено собеседование.

Ну вот и скажите, почему было не лечь спать пораньше, трезвой и в одиночестве?

Я не могу пошевелиться: боюсь его разбудить.

Вдруг подумает, что я намекаю еще на один заход. Буду лежать неподвижно, пока не почувствую, что будильник вот-вот сработает. Когда он наконец взорвется оглушительной трелью, вскочу с кровати, чтобы его отключить, и тут же метнусь в ванную.

На мне, разумеется, ни клочка одежды, поэтому действовать придется быстро. Никакого праздного ожидания, пока шипучая таблетка не избавит от головной боли, а кофеварка, издавая успокаивающие звуки и ароматы, не приготовит кофе, – такая роскошь непозволительна. Нет, все нужно обставить технично, по-деловому. Словно не может быть ничего обыденнее, чем пригласить к себе таксиста и переспать с ним.

Ну вот скажите, почему я не попрощалась с ним в машине, как это сделали бы девяносто девять процентов населения? Почему поступила иначе?

Склоняюсь к тому, что во всем виноват вчерашний прием. Вино там было совершенно жуткое, притом крепкое, да настолько, что оно едва не обдирало горло. Никаких закусок, разумеется, не предполагалось. Даже печенья или чипсов. Попав в желудок, алкоголь сразу начал свою черную работу, проникая в сосуды, органы, мышцы, постепенно и неумолимо поднимаясь к мозгу, чтобы напрочь его парализовать. Все дело было именно в этом, ну и, конечно, в том, что я терпеть не могла Монику, ту самую женщину, на чей показ картин пришла.

Я всегда ее терпеть не могла, невзлюбила еще во времена нашей учебы в художественном училище, задолго до того, как она глупо строила глазки Кену в мой день рождения, за праздничным столом, который я оплатила. Зная, что Кен мне нравится.

Теперь я ненавижу эту ее манеру улыбаться одним ртом, а не глазами. Ненавижу, как ее повсюду окружают вниманием, чествуют, восхваляют и что за ее работами выстраиваются очереди потенциальных покупателей. Все, как одна, картины были помечены красными точками в знак того, что они проданы. Словно ее сентиментально-пошлую мазню покрыли пятна кори.

Ну и почему я туда отправилась, спросите вы меня. Почему не осталась дома и не занялась подготовкой к собеседованию? И действительно, почему?