Боярышниковый лес

«Расскажи своей маме о своих тревогах и переживаниях, поинтересуйся тем, что беспокоит ее. Может быть, сразу ничего не выйдет, милая, но со временем она откроется. Матери подростков могут казаться уверенными в себе, но на деле часто сами не свои от переживаний и растерянности. Прояви к ней интерес, хотя бы изобрази его поначалу, потом и правда им проникнешься. Ты в шаге от того, чтобы сделать маму своей лучшей подругой. Со временем ваша притворная дружба перерастет в настоящую…»

В каком только мире живут эти стариканы? Подумать только – и ведь ей платят немалые деньги за то, чтобы она несла по радио всю эту пургу. Тоже мне советчица выискалась!

Дальше старушенция перешла к двум лучшим подругам, которые крепко поссорились. Посоветовала той, что ей написала, сделать первый шаг – протянуть руку и сказать: «Послушай, я не хочу ссориться…» Совет, конечно, неплохой, но, похоже, она его где-то вычитала. Одинокие и растерянные матери. Ха-ха.

Мама с папой поругались. Мы все это поняли: слишком уж вежливыми они были за ужином. Я не знала, из-за чего вышла ссора, меня это особенно и не интересовало.

– Катриона, убери локти со стола. Прояви уважение к матери, которая приготовила для нас всех столько вкусной еды…

– Дети, не галдите. У отца был долгий и очень тяжелый день…

Меня правда не заботило, из-за чего родители поссорились. У них случались такие охлаждения в отношениях. Но это пройдет. Я делала вид, что ничего не замечаю. Катриона с Джастином, у которых на двоих мозгов едва ли наберется чайная ложка, разумеется, никакого вида не делали и лезли с вопросами.

– Вы с папой поссорились? – поинтересовалась Катриона.

– Нет, милая, что ты, конечно нет, – отозвалась мама жутким дребезжащим голосом.

– Пап, вы теперь разведетесь? – спросил Джастин.

– Нет, Джастин, ешь, не отвлекайся, – ответил папа.

– А с кем из вас я останусь? – не отставал Джастин, переводя беспокойный взгляд с одного родителя на другого.

– Не пори ерунды, Джастин, как могут родители с таким чудесным сыном, как ты, даже задумываться о разводе? – сказала я с сарказмом, но Джастин его не уловил.

– Ну тогда ладно, – счастливо выдохнул он и накинулся на остатки ужина.

Я помогла маме сложить посуду в посудомойку.

– Ты молодец, Лаки, – проговорила она.

– Что тут поделаешь? Мужчины… – вздохнула я.

Мама вдруг посмотрела на меня, и мне показалось, что у нее в глазах блеснули слезы. Но я не собиралась сходить с ума и превращать ее в свою лучшую подругу, как советовала старушенция с радио.

Следующим утром папа сказал, что я замечательная дочь, и, поскольку в последние недели он называл меня не иначе как наказанием свыше, я забеспокоилась, что родители действительно решили разойтись.

Поэтому я ничего не сказала. У меня все лучше получалось неопределенно пожимать плечами.

На следующий день папа не пришел к ужину, а мама со своей сестрой закрылись в столовой. Я попыталась погреть уши, но заметила, что Катриона занимается тем же самым, поэтому велела ей подняться к себе и не позориться, подслушивая чужие разговоры.

Папа пришел домой очень поздно. У дверей родительской спальни ничего услышать не удалось. Внутри стояла полная тишина.

Назавтра я решила попробовать кое-что новое. Дни стали серыми и похожими друг на друга, потому что противостояние в нашей семье затягивалось.

Мама работала в бутике детской одежды: она брала только утренние смены, так что днем уже возвращалась домой и надзирала за всеми. Дел у меня не было, и я пошла к ней в бутик (нам строго-настрого запрещали называть его магазином). Как и все старики, она сразу разнервничалась, увидев, что кто-то из домашних пришел к ней на работу. Сразу решила, что случилось что-то плохое.

Я сказала ей, что все в полном порядке, просто неподалеку открылась кафешка со вкусной пастой, и, может, она будет не против там вместе пообедать. Ее лицо буквально просияло.

За обедом мама сказала:

– Лаки, в этом году тебе трудно заставить себя поехать с нами в Россмор.

Я еще не говорила ей, что ни при каком раскладе не поеду в столь унылое подобие отпуска. Почему-то вспомнилась та старушенция с радио, которая уверяла, что матери чувствуют себя одинокими и растерянными. Стоило рискнуть, если я хотела добиться желаемого.

– Тебе, наверное, тоже это все нелегко дается, мам, – сказала я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом:

– Да, Лаки, временами бывает нелегко. – Она замолчала, словно собираясь сказать что-то очень важное.

Я ждала и гадала, что она скажет: что папа до смерти ей надоел, что она завела молодого любовника или что я могу поехать в Нью-Йорк… Но мама сказала нечто совершенно иное.

– Знаешь, рано или поздно все обязательно наладится, – произнесла она наконец.

Это было так пресно и бессмысленно – я даже не знала, что ответить, поэтому выдавила из себя:

– Наверное, ты права, мам.

Она улыбнулась и похлопала меня по руке, отчего макароны с моей вилки шлепнулись обратно в тарелку. Мне казалось, если это все, что мама может сказать, жизнь кончена, и всю дорогу домой я пинала перед собой камень, что было той еще глупостью: я исцарапала носки новых туфель.