Бояться нужно молча

Сколько еще отстучит ее сердце? Сколько отважится отстучать?

— Привет, мам.

Ольви садится рядом, и она, блуждая взглядом во мраке, нащупывает его запястье.

— Зрение так упало…

— И все же ты до сих пор рисуешь море, — печально вздыхает Ольви, рассматривая зеркала.

— Я делаю это ради тебя.

— Пожалуйста, мама… — Он подносит кулак к губам. Лицо меняется. В каждом изгибе, в каждой морщинке поселяется боль.

Теперь я знаю, какой ты, Ольви.

— А я привел гостью.

— Как ее зовут? — Марфа щурится, пытаясь разглядеть меня в полумраке.

— Шейра.

— Тебе нравятся мои картины, Шейра? — На ее губах теплится улыбка.

Сквозь неровные полосы краски проступает мое отражение.

— Да. Ваше море прекрасно.

Тело женщины сковывают судороги.

— Тихо, тихо, тихо, — гладит ее по шелковистым седым волосам Ольви. — Успокойся, мама.

— С… сынок. — Марфа больше не улыбается — сдается. — Ты был таким маленьким! Зеркала… — Она дергается, выискивает то, что поможет ей удержаться. — Они убивали! Но я нашла решение. Никогда… Никогда не смотри в зеркала!

— Мам, у тебя жар.

— Это не ты, сын! Не ты!

— Мам…

— Не ты, не ты, не ты! Это не ты, сынок! — Она судорожно глотает воздух. — Не смотри в зеркала… Смотри на море. Отблагодари дядю Ларса…

Дядю Ларса. В ушах начинает звенеть песенка из автомата.

— Мама! — вскрикивает Ольви, но тут же закусывает губу. — Ты не в себе. Я сделаю укол успокоительного.

— Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь!

Я изучаю хаотические мазки на зеркале. Марфа не сумасшедшая. Я помню человека, прочитавшего меня.

— А кто такой этот Ларс?

— Шейра! — Ольви набирает в шприц лекарство.

— Он самый добрый ученый на свете. Спас моего сыночка от зеркал… Отблагодарите его.

— У тебя жар.

— Как его найти? — допытываюсь я. — Где он живет?

— Это невыносимо! — Ольви вкалывает матери лекарство. — Отдохни.

— Но мне некогда отдыхать! Ты должен… — Глаза мутнеют. Тело расслабляется.

Не забывайте дышать, Марфа. Вы же еще не на дне, правда?

Ольви кидает шприц на стол.

— А теперь объясни мне, Шейра, какого черта?

— Она не сумасшедшая, — выдыхаю я.

— Серьезно? Тебе принести заключение Утешителей?

— В таком случае у меня тоже поехала крыша. Я слышала о Ларсе. Этот человек существует.

Я рассказываю Ольви все, что знаю о странном ученом.

— Возможно, у твоей мамы проблемы с психикой, но это не связано с Ларсом.

Он не успевает ответить — в комнату врывается Матвей.

— Разреши мне… попробовать. Я разбираюсь в индикаторах. — Он вертит в руках серую коробку.

— Откуда? — Я сжимаю кулаки и подхожу к нему. — Откуда, а, Матвей?

Я открыла ему свою тайну, а он ничего не дал взамен. Меня охватывает желание сорвать с него маску, посмотреть в глаза того, кто так любит безликость. Нет, у него не планемия. Он прячет нечто большее, чем болезнь.

— Где твое слабое место? — тихо, но четко произношу я. — Почему ты с нами? Как тебе доверять? Ты так усердно прячешься, что я начинаю сомневаться. А вдруг ты предатель?

— Сейчас не лучшее время для допросов, Шейра.

Нет, я не отпущу тебя, любитель чипсов. Бойся. Чем сильнее твой страх, тем увереннее я себя чувствую.

— А когда оно будет лучшим?

— Никогда, — отрезает он. — Я хочу помочь. Хотя бы попытаться.

— Хорошо, — внезапно соглашается Ольви. — Ты прооперируешь ее?

— Да.

— Мы подождем на улице.

— Чего ты боишься, Матвей? — Я не двигаюсь с места.

Он наклоняется ко мне и обжигает мое ухо дыханием.

— О страхах я предпочитаю молчать.

— Что же… Удачи, — цежу я и выбегаю в коридор.

Дышите, Марфа, дышите. Вы не на дне.

Альба спит, дверь во двор распахнута. Ольви сидит на крыльце.

— Можно? — Я опускаюсь рядом.

— Вряд ли тебя смутит мое «нет».

— Здесь ты прав, — грустно усмехаюсь я.

Ветер гладит поле бесконечными сквозняками и где-то у горизонта встречается с суетой города. Из-за дорог в небе не видно Большую Медведицу.

— Мне жаль.

— Я знал, что ей осталось недолго. — Ольви запрокидывает голову. — Но надеялся, что успею добраться до серверов.

— У Марфы планемия?

— Да. Редкий случай. Мне не было и года — так сказала сиделка, которую нанял отец. А сам он смылся, когда прочитал заключение Утешителей. Мама… закрашивала зеркала. И вечно повторяла, что любит море. Карма то падала, то резко подскакивала. — Ольви втягивает воздух. И снова тонет. — С этими «прыжками» мы боролись до сегодняшней ночи. Ты ни за что не поверишь, но маме всего пятьдесят. И как после этого любить Семерку?

Я опускаю голову, но он берет меня за подбородок.

— У нас нет войн, а люди продолжают гибнуть. Так какая разница из-за чего? — Ольви закатывает рукав моей толстовки и с отвращением смотрит на индикатор. — Она сошла с ума из-за этой штуки.

— Мы должны наведаться к Ларсу.

— А как же третий блок?

— Подождет.

По крайней мере, у нас в запасе две недели.

Я достаю из кармана планшет — полчетвертого утра. В левом углу высвечивается шестнадцать пропущенных. На протяжении этих трех дней родители звонили мне, а я никак не решалась ответить. Я слишком слаба, чтобы говорить правду.