Бояться нужно молча

— Кто ты, Матвей? — Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. — Твоя ложь лезет изо всех дыр. А я не буду работать с ненадежным человеком.

— Положись на меня.

— Почему? Мы ведь почти не знакомы!

— Знакомы. Давно, — медленно, разделяя каждое слово, произносит Матвей.

— Сколько?

— Тебе не понравится правда.

— Мне мало что нравится.

Я сжимаю шарик на шее. Изобретатель молчит, но я чувствую, как тяжело ему дается тишина.

— Мы ведь команда?

Он тянется к кулону.

— Ты не представляешь, насколько мы команда.

— Тогда в чем проблема?

Я бы закричала во все горло, но голос иссякает вместе со мной.

— Почему ты его носишь? Зачем ты убиваешь себя? Я же вижу, что тебе паршиво не из-за кармы. — Он скользит ладонью по моей щеке, а затем, помедлив, отстраняется.

— О чем ты? — Я не моргаю. Не дрожу, не плачу. Не дышу. И, кажется, сердце замерло вместе со мной.

Что-то в его тоне мне не нравится. Что-то страшное. Что-то, плавящее кокон звуков и выбирающееся на свободу.

— Ты понимаешь, о чем я, — шепчет он, впиваясь пальцами в мои плечи.

— Нет, — отчаянно мотаю головой я. — Нет. Я не говорила тебе, откуда у меня кулон. Не говорила имя. — Я давлюсь слезами, но барьер уже сломан. — Твоя легенда рушится. Кто ты? Кто?

— Ты знаешь ответ.

Нет. Мне страшно знать. Страшно ошибаться.

— Кто ты? — повторяю я, проклиная себя за любопытство. Бойся молча, Шейра. Это главный закон выживания. — Кто ты?

— Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью, — говорит он делано веселым голосом.

Я не ощущаю ни рук, ни ног — лишь мотылька в горле. Он все еще трепыхается. Сколько ему осталось?

Жива ли во мне часть, жалевшая о произошедшем?

В тот день умер не Ник — я. И пусть я нечаянно вонзила ножницы в шею лучшего друга, никто не воскресит маленькую девочку Шейру. Не. Воскресит.

Меня слишком давно не существует.

Глава 10

Матвей снимает маску. Ничто: ни грустные глаза, ни веснушки, ни нос, слишком большой для худого овального лица, — не напоминает мне о пятилетнем мальчишке, моем друге Нике.

— Шрам. Где твой шрам? — Я тянусь к его шее. — Где?

— Заживляющая мазь, не забывай.

— Я тебя не узнаю. Ты обманываешь.

Я пячусь, но Матвей хватает меня за кисть.

— Ты тоже изменилась.

— С чего бы? — Я вырываюсь. — Тебе не снятся кошмары, Матвей? Или Ник? Как тебя называть, скажи мне? О, придумала! Лжец!

— Успокойся…

Я подношу палец к губам. Ник умолкает. Вязкая злость бурлит во мне, пенится, ищет выход.

Все могло бы обойтись. Я бы не боялась засыпать и, возможно, мы с Альбой не отравляли бы друг другу жизнь. Если б только Ник вернулся раньше.

— Шейра, не надо…

— Где ты был? — выплевываю я пропитанные слезами слова. — Где ты был, черт возьми? Я ненавидела себя! Во мне не осталось ничего живого! Твое появление этого не исправит!

— Прости. — Ник кидает маску в колосья и обнимает меня.

Я отбиваюсь, кричу, но сил слишком мало, чтобы победить его. Да и себя — тоже.

— Простить?! Как ты не понимаешь! Господи, почему ты молчал… — с каждым ударом я слабею. — Той маленькой девочки давно нет, Ник.

Как же тяжело называть тебя по имени. Как же тяжело осознавать, что я определила твою судьбу. Нечаянно.

— Того маленького мальчика тоже.

— А где он? — Я вдыхаю свежий запах его одеколона.

— Умер вместе с Шейрой.

— Как жаль.

Ник касается ладонью моей щеки и, как бы я ни противилась, смотрит на меня.

— Мы были детьми, я тебя не виню.

— Почему ты говоришь, что не винишь меня, только сейчас?

— У нас впереди много времени.

— Ошибаешься…

…лишь две недели.

— Ошибаюсь?

— Обсудим это после того, как я услышу правду.

— Шейра, Шейра… — Ник зарывается носом в мои волосы. — Мне нравятся твои вечные допросы. И мы обязательно продолжим. Но не сейчас. Ладно?

— Сколько бы ты прикидывался чужим, если б я не заставила тебя объясниться?

— Какая же ты наивная. Если бы я не захотел, ты бы не узнала.

— Странно, что ты захотел только через пятнадцать лет.

Я больше не злюсь. Вот он, мой друг. Живой. Я так мечтала его обнять и забыть о кошмарах, что разучилась радоваться.

— Прости, прости, прости… — повторяю я, будто молитву.

Я готова стоять так вечность. Десять вечностей. Вечность вечностей.

— Шейра. — Матвей отстраняется. — Ты должна кое-что знать.

Разве есть новость важнее его улыбки, дыхания и бойко бьющегося сердца?

— Ты же не думала, что у меня такие яркие радужки? — Ник снимает линзы и… исчезает. Хотя нет — появляется заново.

Сущность. Конечно, сущность. Я же читала его историю болезни, пусть и не до конца правдивую.

Возведенный за пару минут замок надежд рушится.

— Отпусти. — Не будь монстром. Не кради мои две недели.

— Обещаю, я не обнулю тебя.

Почему, почему я верю? Почему я всегда верю?

Наивная дура.

— Мне нужно соблюдать диету: раз в два часа принимать карму. И каждый понедельник вшивать новый чип, — объясняет он.

Я хватаю Ника за руки: на его ладонях, как и у здоровых людей, темнеют линии жизни.

— Откуда?

— Я регулярно обновляю запас, Шейра. Этого достаточно, чтобы залечить гематомы и вернуть какие-никакие линии.

Я пытаюсь ответить ему, но слова вянут, распадаются, как радиоактивный металл.