— Ты с ума сошла? Вас поймают! Не смей!
— А как же…
— Она найдет работу, не сомневайся. А пока я о ней позабочусь.
— Спасибо, что пришел. И прости, что не показала те документы.
— Нет, ты права. — Кир горячо мотает головой. — Это — единственный шанс.
Он останавливает взгляд на моих волосах.
— Хм…
— Что?
— Да ничего…
— Что там?
Я снова подбегаю к зеркалу.
У меня первый седой волос.
Молодец, Шейра. Ты ближе к сестре на пару шажков. Правда, идешь не по той дороге.
— Сова, спокойно! — Кир в два счета оказывается рядом. — Волосинка, подумаешь! Все будет хорошо. Да мы с тобой таких пранков наснимаем!
Я заставляю себя улыбнуться.
— Да, ты прав. Я вернусь здоровой.
— Обещаешь?
— Конечно! — Я шутливо пихаю его в бок.
— Ну что, Сова… Это война! — Он накрывает голову одеялом и падает на меня. — Страдай, несчастная!
Вскоре, прижатая к полу и обездвиженная, я принимаю поражение.
— Один-ноль в мою пользу! — тоном диктора объявляет Кир. — Какой удар!
— Ладно, ладно, — кряхчу я. — Поздравляю. Только слезь с меня. Дышать тяжело.
— Опять твои намеки. Я вовсе не толстый.
— При чем здесь намеки?
В животе начинает урчать — я давно не ела. Отдышавшись, мы плетемся на кухню. Достаем из холодильника пакеты с кашей. Кир уплетает еду с небывалой скоростью.
— Слышишь, — чавкает он. — А что вы в походе есть будете?
— Возьму с собой.
— Не тяжело будет?
— А что ты предлагаешь?
— Например, себя.
Я давлюсь со смеху.
— Это, конечно, великодушно с твоей стороны, но…
— Сова, у тебя совсем крыша поехала?
— Нет, Кир, я не людоед.
— Вообще-то, я хотел предложить связные ящики. Присылал бы тебе еду, к примеру, раз в день. А ты бы по Сети говорила мне координаты. Надеюсь, вдоль дороги к третьему блоку Семерка догадалась установить почтовые точки.
— Без понятия, — хмыкаю я. — А если что-нибудь пойдет не так? Я же сгрызу своих коллег. И это будет на твоей совести.
— Поверь, Сова, совесть сбежала от меня сразу после того, как увидела мои бесстыжие глаза. Ну что? Согласна?
— Ладно, буду тебе писать. Мало ли что нам понадобится.
Посидев у меня еще немного, друг уходит, сетуя, что его ждет Карина, а мне нужно поспать. Я забираюсь в постель и погружаюсь в мир новых кошмаров.
Веселье, принесенное Киром, угасает с такой же скоростью, с какой нарастает тревога.
Потерпи, Элла. Я буду с тобой в любом случае. А сущностью или человеком — неважно.
Я изучаю отчеты и выкидываю старые документы. Клочки бумаги летят в мусорное ведро. Карл за своим столом паяет микросхемы. Мозг фонтанирует жуткими идеями — впору писать ужасы. А все из-за того, что Шейра не берет трубку.
Сегодня я набирала номер дочери раз десять, не меньше. Где ее носит? Работать она пошла… Наглая ложь. Ей чихать на мои предостережения и советы. Пранки ей подавай. Эгоцентричная дурочка.
— Что-то случилось, — бормочу я. — Она… о боги, она…
— Не накручивай себя, — перебивает меня муж. — Вдруг действительно работа?
— А Элла?
— Вот что я думаю… — запинается Карл. — Только не волнуйся. Я пролистаю списки обнулившихся.
— Что? —
— Лучше убедиться, что Шейры и Эллы там нет.
— Да… — киваю я, стараясь задушить новый поток жутких догадок. — Ты, наверное, прав. Я позже им позвоню. Если не ответят, завтра спустимся в отделение сущностей.
Карл возвращается к микросхемам, а я никак не могу успокоиться. Папка-регистратор глядит удивленными прорезями и ждет, когда я облегчу ее ношу. Но ей придется потерпеть: мне не до бумажек. Готовясь заклевать меня, стервятники «а вдруг» расправляют крылья. Где мои девочки? Наткнулись на сущностей? Совершили что-то плохое? Поседели? Нет, они бы не обнулились. Они бы не поступили с нами так жестоко.
От мрачных мыслей меня отвлекает стук. В кабинет вбегает главный Утешитель отделения последней стадии — растрепанная и запыхавшаяся Рене. Что-то случилось. Или
— Надеюсь… — осекается он, стискивая мои плечи.
— Среди Последних ваших дочерей нет. — Утешительница опирается на стол и прокашливается. — Я по другому вопросу. У нас гости. Родители моей пациентки.
— История болезни?
— Скинула вам на планшет.
— Ладно, почитаю. — Я активирую экран и проверяю почту.
— Ей семь, у нее планемия и проблемы с сердцем. Это все, что вам нужно знать, — закусывает губу Рене. — Есть вероятность, что обнуление она не выдержит. Но родители пообщались с Семеркой, и те одобрили.
— Наши исследования не окончены, — протестую я.
Утешительница чувствует мою неуверенность и с нажимом произносит:
— У нас нет выбора. Семерка подписала документы. Мне жаль. — Она потупляет взор и, пошатываясь, шагает к двери. — Хорошего дня. И, кстати, родители девочки уже здесь.
Я напрягаюсь. Рене чего-то не договаривает. Я хочу догнать Утешительницу и вытрясти из нее правду, но ладони Карла все усерднее давят на плечи.
— Пусть войдут! — кричит он ей вслед.
Мы тонем в неведении несколько секунд. Я бы осталась в них жить, но город не щедр на альтернативы: продает вечность взамен на жизнь. Валюта на любителя.