В его тоне нет ни намека на веселье. Исчез тот, кто был секунду назад. Ольви не теребит челку и не сидит с приторно-ровной осанкой. Не смеется и не шутит. Когда голос из динамика затихает, он без единого слова прячет планшет в рюкзак и идет к дороге.
— Что случилось? — спрашивает Матвей.
Я приподнимаюсь на локти. Ольви не отвечает, и меня это тревожит. У него забрали маску клоуна. Он остался без защиты.
— Да что с тобой?! — Матвей догоняет его и несильно бьет по щеке.
— Мне нужно домой.
— Зачем?
— Мама. Мама умирает.
Глава 9
Реальность в один миг стала картонной. Ненастоящей. Наигранной. Ольви превратился в тень.
Я вспоминаю самоуверенную улыбку, насмешливый тон, непослушную челку. Выскочка умер.
— Мы с тобой. — Матвей хлопает Ольви по плечу и быстрым шагом подходит ко мне. — Альбу я возьму на руки. Шейра, ты сможешь идти?
Не обращая внимания на пляшущий мир, я поднимаюсь.
Мы едем в кабине к сердцу свободы — к полям, окруженным трассами. Нас высаживают среди колосьев, чуть поодаль от дома Ольви. Как Утешителей у разрушенной арены. Они не успели. Успеем ли мы?
До маленькой кирпичной хижины мы добираемся за пару минут.
Никто не решается проронить ни слова. Я чувствую: Ольви благодарен за тишину.
Мы нажимаем на кнопку звонка. Дверь открывает безликая женщина в белом костюме. Утешительница. Мы едва помещаемся в прихожей. От запаха сырости меня тошнит. Стулья завалены старыми кофтами и свитерами, вдоль стены разбросаны дырявые тапки.
Матвей укладывает Альбу на маленький диван в углу. Синие губы и несколько седых волос — вот что осталось ей в подарок после операции.
— Где она? — спрашивает Ольви, и я вновь его не узнаю. Этому парню незачем носить маску. Он умело прячется и без нее. — В комнате?
— Да. Будьте осторожны. — Утешительница неестественно выпрямляет спину. — Зря вы их привели, Ольви.
— Что с ней? — Его голос готов надломиться, как когда-то надломился мой.
Мне страшно наблюдать за этим. Как же страшно…
— Она раза три теряла сознание. А потом бредила. — Женщина на миг умолкает. — Я бы…
— Говорите, как есть, Силия.
— После таких скачков кармы организм слабеет. Боюсь, еще одного резкого понижения или повышения запаса сердце Марфы не выдержит.
— Вы же Утешитель! — Ольви срывает маску. Подбегает к ней. Отчаянно ищет воздух и не замечает, что мы уже на дне. — Спасите ее!
— Я сделала все, что от меня зависело. Утром к вам приедут люди из первого блока.
Из первого блока. В нашем городе никого не хоронят. Эту традицию растоптали тридцать пять лет назад и на ее месте построили каменную коробку для исследования трупов. Их разбирают на органы, а остатки кремируют и высылают по связным ящикам родным.
— Я не впущу их, — отрезает Ольви.
— В таком случае попрощайтесь с кармой, — передергивает плечами Утешительница.
— Катитесь к черту, — чеканит он. — Выметайтесь из моего дома!..
— Вы не заплатили мне за эту неделю, — невозмутимо перебивает его Силия. — Как только я получу тридцать гигабайтов кармы, тут же уйду.
— Вы серьезно? — истерически хохочет Ольви. — А за что вам платить? За то, что моя мать при смерти? Или за то, что вы не соизволили ее госпитализировать?
— Это бы не помогло.
— Да мне плевать, что вы думаете! Выметайтесь!
— Тогда у вас заберут карму силой. Из вашего индикатора будет вычитаться по пять гигабайтов каждый день. Готовьтесь заранее, чтобы не обнулиться.
Я безвольно слежу за тем, как Силия выходит из дома. Как Ольви проклинает ее, переворачивает стул и раскидывает одежду. Как он пытается всплыть, но получается лишь кверху брюхом.
— Успокойся! Тебя мама слышит, придурок! — хватая Ольви за ворот и встряхивая его, рычит Матвей.
— Я не хочу туда. Что ей сказать? Как вести себя? Нет, — мотает головой он. — Нет. Я не хочу.
— Успокойся.
— Я не пойду!
— А ты и правда придурок. — Матвей отпускает его и, оперевшись на стену, сползает на пол. — У тебя есть шанс попрощаться с ней. Я бы многое за это отдал.
— О чем ты? — спрашиваю я.
— О прошлом.
В чем твой секрет, безликий парень? Почему ты здесь, с нами? Из-за планемии? Слабость почти отступила, и я все отчетливее понимаю: дело не в болезни.
Я поворачиваюсь к Ольви:
— Я с тобой.
— Уверена?
— Да.
Он ведет меня в конец коридора, после чего мы оказываемся в тесной комнате, пропитанной полумраком. На окнах висят грязные занавески, на стенах — зеркала, частично покрытые синей краской. За пыльным деревянным шкафом темнеет кровать.
— Это ты, сынок? — раздается нежный голос.
Женщина лет семидесяти с длинными седыми волосами тянет к нам руку. Худую. Морщинистую. В ней нет ни капли жизни. Нет, Марфа не сущность. Она просто стара и слаба. Ей тяжело. Я вижу, какие неимоверные усилия она прилагает, чтобы наполнять легкие воздухом. Одеяло давит на нее. Душит. А она до сих пор надеется вырваться из его пут и не догадывается, что запущен обратный отсчет.