Бояться нужно молча

У тебя появятся две седых дочери, мама. Некого будет ругать за невымытые чашки.

Мы считаем быстрые шаги за дверью и раз за разом переживаем тот день, когда я возненавидела себя дважды. Вспышками. Создаем свой воображаемый альбом и подписываем каждое фото.

— Ты на учете, Шейра? — подает голос мама.

— Давай не будем, хорошо? — как можно спокойнее улыбаюсь я.

— Не хорошо.

— Передавай папе привет. А мне… Мне пора. — Не прощаясь, я выныриваю из полумрака комнаты.

Кладовая расположена чуть поодаль от кабинета Рене, и сидящий на подоконнике Ольви не замечает меня. Ник появляется одновременно со мной. Его допросили.

— Н… ну что? — спрашиваю я, присоединяясь к ребятам.

— Где ты была? — недоумевает Ник. — Пойдемте в столовую, там все обсудим.

Мы устраиваемся за столиком в углу, подальше от галдящих больных и Утешителей. Зал наполнен сладким запахом выпечки. Странно. В блоках нечасто балуют сладостями. Желудок недовольно урчит, возмущенный моим наплевательским отношением к питанию.

— Так что? Где пропадала? — повторяет вопрос Ник.

— Встретила кое-кого. Да это неважно… — …просто мои родители всю жизнь скрывали от меня правду. — Что у вас?

— Учет, — морщится Ольви. — А у тебя, Матвей?

— Тоже. Я попытаюсь разобраться с этим до завтра. Взломаю базу… — Он чертыхается и откидывает вилку. — Если бы ты держал свои гениальные идеи при себе, мы бы здесь не застряли.

— Если бы я держал свои гениальные идеи при себе, Альба бы обнулилась, — вспыхивает Ольви. — Ты не Утешитель.

— А ты не Оскар, чтобы читать мне нотации.

— Ребят… — вмешиваюсь я, с трудом проглатывая кусочек бисквита.

— Кем ты себя возомнил? Ты не имеешь права решать за всех!

— Я живу в этом мире! — вскрикивает Ник, но тут же осекается. — А что известно о сущностях тебе, Ольви?

Я вскакиваю.

— Хватит! Вместо того чтобы обсуждать план, вы занимаетесь ерундой!

Прости, желудок, но ужин откладывается еще на пару часов.

Не знаю, сколько времени я убиваю, бесцельно блуждая по пустому и безликому холлу. Утешители потрошат третий блок, а он — тех, кто не защищается. Нас сотни. И все до одного — бескрылые тушки птиц.

— Шейра! — окликает меня Ник и, прижав к стене, запускает пальцы в мои волосы. — Я обещаю, мы выберемся.

— Не надо. Не занимайся самообманом.

Я умоляю себя оттолкнуть его, но мышцы не слушаются.

— Не бойся… — уверяет он. — Я заменю наши базы данных на ботов. Такер ничего не заподозрит. Верь мне. Мы ведь команда, правда?

— Нет.

— Команда, — фыркает Ник, взлохмачивая мне волосы. — Навестим Марка, а?

Возле лифтов нас ждет Ольви.

— Только давайте без скандалов, — вздыхаю я, когда мы добираемся до пятого этажа — отделения сущностей.

Там мы топчемся на маленькой площадке перед дверью с окошком. На шум выглядывает безликий Утешитель.

— Вам кого?

— Марка, — отвечает Ник.

— Сейчас уточню.

Мужчина исчезает. Через минуту раздаются тяжелые шаги и громкие возгласы.

— Входите!

Мы переступаем порог отделения, где последняя стадия превращается в первую. Первую и бесконечно тяжелую стадию седых волос.

— Биомаски наденьте. — Утешитель кидает нам три запечатанных пакета.

Мы сворачиваем в диагностический центр. Здесь людно и чересчур суетно для той стороны. Хотя где, если не в третьем блоке, обитать мужественным сущностям? Тем, кто борется с демонами? В городе таких нет. В городе одни монстры.

Мужчина замирает перед палатой Марка.

— Я буду здесь. Если что — зовите.

— Зачем? — хмурюсь я.

— Этот псих подозревается в убийстве. Клянется, что ничего не помнит, но кто ему поверит.

— Договорились, — обещает Ник.

В палате царит полумрак. Сквозь задернутые занавески просачиваются робкие лучи. Ползут по потолку, играют в прятки. На кровати лежит тот, кто прошлой ночью убил троих человек. И все потому, что они были счастливы и здоровы. Потому что были частью безумной игры.

А еще — потому что стояли за утешительской надеждой не в конце очереди.

— Здравствуй, — вымучивает Ник. — Как ты?

Не отрывая взгляда от потолка, Марк передергивает плечами.

— Ты кто?

— Мы дружили в детстве. А потом как-то разошлись, — шепчет он. — Я Матвей.

— Вот как… Со мной произошло что-то странное, Матвей. А спина… Ты в курсе, что у меня со спиной?

От молочных зрачков Марка мне не по себе. Он начинает новую жизнь в старом теле. Не с белого листа. С обрывка, запятнанного чернилами. И где-то в углу нацарапаны его четыреста тридцать девять раз.

— Без понятия, — моргает Ник. — Но, думаю, тебе повезло. Тысячи людей мечтают забыть прошлое, а получается у единиц.

Мы с Ольви здесь лишние. Об этом не вопит разве что радио в соседней палате. Я теряю терпение и бросаю:

— Общайтесь. Мы будем за дверью.

Безликий Утешитель ждет нас у окна, вдали от суетливой толпы, но мы не спешим ему навстречу.

— По-твоему, из этого что-то получится? — хмыкает Ольви.

— Нет. Но Матвею нужно с ним поговорить.

— Почему ты его защищаешь? Что между вами, а?

О, между нами многое. Кровавые ножницы, Альба, пятнадцать лет ночных кошмаров. Мой фотоальбом пестрит красным.

— Ничего.

— Так я тебе и поверил. Ничего-о-о, — протягивает Ольви. — Смешно.