— Не бойся, — улыбается моя соседка. — Рене добрая.
— Это и страшно.
Дэнни настояла, чтобы я пошла на занятие.
Вчера мы весь вечер разгадывали кроссворды, а потом полночи болтали. О красивых платьях, танцах… Да много о чем, лишь бы забыть проклятое «навсегда».
После разговора с Рене ко мне заглянул отец. Я никогда не видела его таким мрачным, а он никогда не видел меня такой слабой. Мы наконец-то с ним познакомились. Без глупых масок.
Он принес шахматы. Настоящие. Те, за которыми мы провели все мое детство. И сейчас, заточенная в каменной коробке, я снова почувствовала себя ребенком. Мы сыграли две партии. Отец победил. Тот раз, когда я выиграла и записала ходы в планшет, так и остался единственным.
После папы зашли Ник и Ольви, но я солгала, что слишком устала и мечтаю об отдыхе. Ник одолжил у меня гигабайты от просмотров в Сети, чтобы гематомы не мучили его как минимум неделю.
Сквозь мысли доносится цоканье каблуков. На пороге появляется Рене. Наша глава, наш босс и наша… надежда?
Волосы Утешительница собрала в тугой хвост. Накрашенные красной помадой губы плотно сжаты.
— Доброе утро. Как прошла ночь? — Рене дожидается слабых кивков и вынимает из кармана кольцо с синей кнопкой. У каждого из Последних такое же. — Надевай, Шейра.
— Зачем? — вскидываю я брови.
— Чтобы мы смогли помочь тебе в любую минуту. Нажмешь на кнопку — тут же примчится дежурный Утешитель. Не теряй бдительность.
— И оно… будет следить за мной? — Я пытаюсь произнести это небрежно, но голос предательски дрожит.
— Да. — Рене берет мою ладонь и оставляет в ней кольцо. — Тебе придется носить его хотя бы на занятиях. Я не всегда буду рядом.
— А после? Я же и так на учете!
— Учет не спасет от обнуления, — с раздражением отрезает Утешительница.
Я впервые вижу ее злой. Злой и взволнованной.
— Не снимай, — советует Дэнни. — Это опасно.
— И все же решать тебе, — чеканит Рене.
Я надеваю кольцо. Ничего, Шейра, после занятия ты выкинешь эту пластмасску. Ник взломает систему учета. Вы спасете больных. Если, конечно, спасетесь сами.
— Перед тем как мы начнем, помните: лишь слабые превращаются в монстров, — предостерегает Утешительница. — Мы вам поможем. Ваша задача — принять помощь. Не спорю, это сложно. Но мы не виноваты в том, что с вами случилось. По крайней мере, не все.
Тишина. Угнетающая, холодная. Ровно дышит Дэнни. Ей не страшно. Девочке всего девять, и она не знает, чего бояться. В ее жизни не было
— Перед обнулением в Последних просыпается любовь к живописи. Не у всех, но у многих. Это как попытка догнать уезжающий поезд. Ты понимаешь, что он не затормозит, но продолжаешь бежать. — Рене прокашливается и неестественно, как солдат, выпрямляет спину. — Я с вами честна. В отделении последней стадии не лечат, а облегчают обнуление.
— Лучше бы солгала, — шепчу я себе под нос так, чтобы никто не услышал, а затем уже громче добавляю: — и где здесь надежда?
— В правде. Нет ничего страшного в том, чтобы быть сущностью. Страшно не контролировать себя. Пока у нас два рисующих — Бэн и Дэнни. — Рене улыбается долговязому худому парню и моей соседке. — На этаже есть зал с мольбертами. Иногда Последние становятся талантливыми художниками. — Лицо ее приобретает резкие, острые черты. — А сейчас наденьте сетевые линзы и разделитесь на пары.
Мы погружаемся в виртуальную комнату. Я радуюсь, что у Дэнни были запасные линзы — мои, наверное, по-прежнему лежат в потерянном рюкзаке.
— Я включу программу. — Рене проводит пальцем по стене, на которой тут же вспыхивает экран. — Каждый из вас попробует себя в роли сущности. Попытайтесь не обнулить соперника.
У меня перехватывает дыхание. Дэнни не поседеет. В ней полыхает огонь, и я буду настоящим чудовищем, если украду его.
— Нет, — ровно произношу я.
— Шейра, это виртуальная реальность. Ничего не произойдет, если ты не справишься, — убеждает меня Рене. — Не верь своим глазам — прислушивайся к ощущениям.
— Я не могу.
Последние отдаляются друг от друга. Они спокойны. У них нет седых сестер. Они не догадываются, какими острыми бывают ножницы.
— А ну не трусь! — топает ножкой Дэнни. — Я обнуляюсь здесь постоянно. Это даже весело!
— Ты хочешь потом «съесть» кого-то в реальности? — вторит ей Рене.
«Хочешь? — эхом звучит в голове. — Хочешь возненавидеть себя заново, а, Шейра?»
— Ладно, я попробую, — сдаюсь я, стискивая зубы.
— Тогда всем удачи. — Утешительница хлопает в ладоши, активируя программу.
В ушах начинает звенеть, кожа словно обугливается, а мышцы превращаются в вату. Зрение обостряется. Мне больно от такой четкости. И… кажется, я читаю страхи.
О, эти люди обманывают: они не спокойны. В комнате девять сердец, молящих о свободе. И я могу им устроить побег.
Стоп.
Это же просто — окаменеть, пока не закончится урок. Пока мои локоны вновь не потемнеют.
Но зачем, когда девять сердец вот-вот вырвутся из грудных клеток?
Я впиваюсь взглядом в Дэнни. Шум в ушах нарастает. За гранью реальности я слышу предупреждение:
— Забудьте о зрительных контактах.
— А ты боялась, — смеется моя соседка. — В этом нет ничего страшного!