Опоминаюсь, понимая, что он даёт мне время, чтобы как раз таки опомниться, и возобновляю спуск по лестнице. Чувствую наконец, чувствую некий стыд.
«Не слезу с тебя».
Если я скажу ему: «нет, не позволю» — это будет смешно или очень смешно?
Выходим из дома, и Дик сразу же подзывает водителя, зачем-то пинающего шину машины.
— Отвези его обратно, — приказывает Дик, и когда водитель безмолвно садится в машину, обращается ко мне: — Ехать с тобой не вижу смысла.
— Я тоже, — пожимаю плечами.
Дик усмехается, и я заранее определяю, что сейчас последует нечто нехорошее:
— Как думаешь, Рэндал, ты в следующее воскресенье уже будешь толкаться мне в рот, или еще нет?
Закатываю глаза от невозможности переваривания происходящего. Чертовщина, похоже, только начинается, и мне необходимо не расклеиваться, а держать оборону по всем статьям, особенно по интимным.
— Нет, думаю, нет, — отвечаю как можно серьёзнее, хотя хочется то ли выть, то ли смеяться до слёз над собой же.
— Да, наверное, ты прав, — Дик подходит к машине и галантно открывает мне дверь. — Прошу.
Сажусь, и, естественно, Дик так просто без слов на прощание закрыть дверь не может:
— Ты дашь отсосать еще до воскресенья, — шепчет прямо в ухо, а у меня в животе от этого скручивается спираль, или не в животе, а ниже…
— Спасибо, — говорю, когда мы останавливаемся у моего дома и собираюсь уже выйти, как водитель поворачивается:
— Мистер Кайзер просил передать вам, — и он протягивает мне сто злосчастных долларов.
Вторая порция стыда захлёстывает, и обида поднимается к горлу. Вот же…
— Нет, я не…
— Возьмите, пожалуйста, — прерывает водитель. — Мистер Кайзер просил передать вам, — повторяет, и мне ничего другого не остается.
Забираю дрянную купюру и выхожу из авто. Чёрт, Дик слишком умный, дальновидный и расчетливый, когда мы дружили, он не мог провести логическую цепочку от своей провинности до наказания родительского, а тут выдает такие ходы!
«Не слезу с тебя»… и почему меня не пугает это настолько, насколько должно?
========== 9-ая глава ==========
— А сейчас я очень легко проверю ваше знание немецкого, детки, — именно с этого начинает только вошедший в класс мистер Нёллер.
А где же «гутен морген», такое привычное в утро понедельника?
— Bei Gericht in Gronland fragt der Staatsanwalt den Angeklagten: “Wo waren Sie in der Nacht vom 18. November zum 16. Marz?” — учитель обводит нас суровым взглядом, и до меня доходит, я заливаюсь громким, каким-то ненастоящим смехом, и некоторые одноклассники, тоже всё поняв, вторят мне хихиканьем.
— Итак, засмеялась лишь половина, — мистер Нёллер качает головой, — вы расстраиваете меня с утра пораньше.
— А что вы сказали, мистер Нёллер? — Кит даже не стесняется.
— Это была забавность, — отмахивается учитель, но всё же переводит: — На суде в Гренландии прокурор спрашивает подсудимого: “Где вы были ночью c 18 ноября по 16 марта?”.
— А-а-а, — и Кит запоздало натягивает улыбку.
— Так-с, ладно, — хлопает в ладоши разочарованный преподаватель. — Сегодня мы…
Дверь открывается и, конечно же, на пороге единственный, кто до сих пор отсутствовал среди нас. Дик.
— Гутен морген, — произносит он, и я получаю свою порцию привычного понедельника.
— Ох, Кайзер! — учитель возводит руки к потолку, и я задаюсь внутренним вопросом, сколько раз я это видел? — Проходите, присаживайтесь. И молить вас не опаздывать, вероятно, бесполезно, так что не собираюсь тратить время. Сегодня мы будем барахтаться в сослагательном наклонении немецкого. Как барахтаемся уже наверное сотню занятий.
Дик неторопливо проходит меж рядов. Его пиджак расстёгнут, галстук не завязан вообще, выглядит как-то нарочито неопрятно.
Оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он садится и достает блок и ручку, достает, ставит портфель на пол и поднимает на меня взгляд. «А это сколько раз я видел?» — не унимается внутренний вопрос, и вот сейчас Дик отведёт глаза и всё.
Удивляет. Дик удивляет меня, когда вместо ожидаемого он слегка улыбается, как-то игриво и совсем уж убивает меня, подмигнув. Что за…
— Мистер Уорт, — вздрагиваю, потому что учитель оказывается рядом, — как долго вы еще будете любоваться вашим одноклассником?
Слышу смешки, и становится жарко от некого стыда.
— Простите, — только и могу промолвить, а когда мистер Нёллер отходит от меня, я снова оборачиваюсь на Дика, но тот уже не смотрит и не подмигивает.
— В смысле, ты хочешь отказаться от живописи и фотографии? — давлюсь соком и едва не раскашливаюсь. — А с кем я буду ходить на этот отстой?
— С девчонками? — виновато предполагает Джефф.
— Ага, с ними, да, — отодвигаю поднос и внутренне аж загораюсь возмущением. — Ты понимаешь, что если откажешься от живописи и от фотографии, то у тебя в расписании останутся лишь основные предметы? И не жалко тебе потраченных лет…
— … на чушь, — договаривает, — потраченных лет на чушь мне очень жалко. Я возьму себе юриспруденцию.
Стискиваю зубы и теперь осознаю, что на эти два тупоголовых предмета — живопись и фотографию — я буду ходить с незнакомцами из других классов. Вот здорово-то.