— Сука… — всё наваливается катастрофически быстро, и всё, что я хочу, это остановить дурацкие стоп-кадры. — Су-ка…
Мне бы помогло, если, поднявшись с кровати движимый злобой, я бы увидел, что Дик повернулся ко мне и, пусть не упал бы на колени и зарыдал, но хотя бы горечь и трагедия отражалась на его лице. Если бы Дик тараторил извинения и сокрушался, ненавидел себя и не смел посмотреть мне в глаза, то я бы сдержался, просто попросив его удалиться к чертям.
Только вот сев в кровати, еле сдерживая стоны боли, замечаю, что Дик не спешит отреагировать. Он уже не курит, а просто сидит на спинке дивана возле моих кинутых вещей и смотрит в пол. Это можно было бы считать хотя бы стыдом за содеянное, если бы спустя жалкие пару секунд он не вздумал поднять взгляд. И никакого раскаянья в его глазах и близко нет.
— Какая же ты тварь… — шепчу пересушенными губами и руками сжимаю одеяло, так сильно, будто это диковская шея. — Ты… ты… Сука, я…
— Тихо-тихо, — усмехается, и в этот момент я вижу его в красном свете, всё, как в эту ночь… — Обезболивающее подействует минут так через десять, а пока отдыхай. — И он смеет позволить себе смех.
— Ты в тюряге окажешься, понял? — ничего лучшего мне в голову не лезет, ведь в таком состоянии точно не стоит рассчитывать, что могу растерзать. — И папочка тебе не поможет, это, блять, изнасилование! Ты вообще, что ли, не соображаешь!
А Дик, всё так же криво усмехаясь, достает пачку сигарет из кармана, намереваясь покурить, но вот уже расстроено поджимает губы. Ни одной сигареты не осталось.
— Бля, ты тупой, — убираю к чертям одеяло, и руки дрожат. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда тебя за решеткой будут трахать все подряд.
Медленно опускаю одну стопу на пол, а Дик с лёгкостью оказывается на ногах. И пока я делаю усилия опустить вторую, он подходит к зеркалу возле шкафа и поднимает воротник рубашки, не убирая блядской улыбки:
— Рэнди, не дури, какое изнасилование? И вообще, ты сейчас калека, как с тобой разговаривать? Ты лучше полежи еще немного, а потом я тебя до дома довезу…
— До дома довезешь?! — вот и вторая ступня чувствует пол. — Ты трехнутый?!
Дик смотрит на меня через зеркало и наконец перестаёт улыбаться, а вот когда разворачивается, то снова, блять, губы кривит в этой жестокой усмешке. Меня от злобы трясет, хочу убить, растерзать, унизить, сука, трахнуть ему по башке…
— Что ты накаляешься? — смеет еще бровь поднимать, будто не ожидал. — Всё больше и больше подробностей вспоминается? Давай, я просто всё расскажу и дело с концами, — приближается и останавливается в метрах двух, специально, чтобы я наброситься не смог. — Ты напился, я привез тебя сюда до отключки… ну, не домой же к родителям вести друга в таком состоянии, — пожимает плечами, — хотел дать тебе здесь переночевать, а ты полез ко мне целоваться. Ну, а я-то гей, я ответил.
— Хватит врать! — сердце колотится и колет, колет и колет. — Меня накачали! Ты пришел на готовенькое, отвёз и трахнул!
Дик качает головой, которую я бы с удовольствием отодрал:
— Тебе надо отдохнуть, одевайся и…
Этот урод еще из меня придурка сделать собрался, он правда думает, что я поведусь на это дерьмо? Что вот так вот легко меня запутать? Ёбнутый, и выдержать больше не могу, наплевать на самочувствие, я поднимаюсь, делаю шаг и кидаюсь на него. Только, наверное, слишком медленно, Дик успевает отойти назад, и я ловлю руками воздух.
— Ну тебя и несёт, — смеётся, — успокойся, приходи в себя и давай уже выматываться отсюда. Раз уж ты можешь даже ходить, то…
— Сука, какая же ты сука! — тянет блевать, то ли от этой дряни, то ли от вчерашней дряни на языке.
Пит. Люси.
Сердце схватывает как холодной рукой, это что, инфаркт?..
— Слушай, Рэнди, — Дик, кажется, замечает, — тебе правда напрягаться нельзя, попытайся абстрагироваться, что ли…
Сукасукасука. Я иду к нему так медленно, словно мертвец, а Дик всё отходит и отходит. Он не даст мне вцепиться в свою тушку, поэтому я остервенело рыскаю взглядом по комнате, ища что угодно, что можно использоваться как снаряд. Но вообще ни хера, а кресло я не подниму.
В шкафу осматриваю один ящик за другим, а тут какие-то чулки, лифчики, плетки, всё легкое барахло, не считая резинового пениса, но не этим же пулять. Дьявол.
— Рэнди, успокойся, — краем глаза замечаю, что Дик делает ко мне маленький шаг, — оденься уже и поехали домой.
— Убирайся! Проваливай! — разворачиваюсь, чтобы опять попытать удачу и дотянуться до него, но сердце схватывает еще раз, и я пропускаю дыхание. Ноги подкашиваются, кажется, мне не устоять. — Уходи! Оставь меня!
— Не мели чушь, ты не доберешься без меня, — спокойно отвечает Дик. — Так что попытайся угомониться и…
— Заткнись! Убирайся! — дрожь проходит через всё тело, тормозит на коленях, и я падаю. — Проваливай! Проваливай! Проваливай! Про… — закашливаюсь, упираю руки в ковер, и под ладонью что-то маленькое, твердое и жутко неприятное.