Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

— Говорил: нет ничего интересного. Да у тебя, дружище, самое интересное! — воскликнул Джибелли.—Ты базис. А мы... так, надстройка... И подумать только, когда мы в двадцатом гоняли по Турину, развозили оружие, я на него покрикивал: «Поворачивайся, Эрнани!» На кого покрикивал? На будущего красного директора. Прости, Эрнани, я исправлюсь, честное слово, исправлюсь.

— Х-хватит смеяться,— добродушно отозвался Эрнани,— а то я знаешь что?

— Не знаю, но все равно сдаюсь.

— Что-то ты легко с-сдаешься?

— Только тебе, Эрнани, по старой дружбе. А врагам — не сдавался и не сдамся никогда. Лучше смерть.

В шутливый разговор неожиданно вторглась серьезная нота. Придет время, перед Примо Джибелли грозно встанет необходимость сделать выбор. И он его сделает! Но это произойдет через четыре года.

— Дядя Примо, за что вы получили орден? — не успокаивался Делио.

— Не мучай мальчугана, расскажи,—поддержал Делио Монтаньяна.

— С чего же начать? Осенью 1921 года меня направили в Зарайское авиационное училище.

— Т-ты про орден, а не про 3-зарайск.

— Не прерывай, Красный Директор. Знаешь ли ты, что зарайским воеводой был когда-то Дмитрий Пожарский? Тот самый, который вместе с Мининым стоит на Красной площади? Не знаешь. А надо бы знать национальных героев своей страны.

— Когда Пожарский был воеводой Зарайска? — осведомился Де-Марки.

— Сразу видно, что Джино — человек любознательный. Дело было в начале XVII века.

— И сколько времени тебе потребуется, чтобы рассказать историю древнего Зарайска за триста лет?

— Зря я тебя похвалил, Джино, зря. Но без шуток — хороший городок. И, главное, прекрасная летная школа. Ладно, подходим к ордену. Крупная банда перешла нашу южную границу, вырезала заставу. Командование решило банду уничтожить с воздуха. На разведку послали моего друга Василия Седякина. Не вернулся Седякин. Послали меня. Полетел. Обследую квадрат за квадратом. Никого не видно. Ни самолета Васи Седякина, ни банды. Смотрю, синяя ленточка вьется, исчезает, снова появляется. Речушка. Решил снизиться. Вода ведь, бандитам надо поить коней. Так и есть: пасутся кони, на поляне дымит костер. Сбросил бомбы. Снизу стреляют. Не обращаю внимания, из винтовки трудно попасть. Самолет тряхнуло. Оказывается, у них пулемет. Надо набирать высоту и уходить. Беру ручку на себя, не слушается: перебиты тросы управления. Задел колесом верхушку дерева, все же сел. Но чудес не бывает — самолет скапотировал. Культурно скапотировал, мне только голову раскровянило. Пришел в себя. Вижу, бегут к самолету бандиты, орут. Вылез из кабины, вытащил наган: «Прощай, Примо». Вдруг какой-то чернобородый кинулся. Подумал; «Первая пуля в тебя, а вторая в себя». Выстрелил, бандит рухнул. И в ту же минуту меня скрутили.

— Ой, дядя Примо! — выдохнул Делио.

— Не волнуйся, малыш. Видишь, живой! Сокращаюсь и выпускаю дальнейшие подробности. Выяснилось, что командует бандой некий Исмаил, а главнее его — англичанин, английский шпион, одним словом. Англичанина надо доставить самолетом в Тавриз. Требуется самолет и летчик. Самолет — Васи Седякина. Он целый стоял на опушке. Васю-то они убили. А летчик — я летчик. Сел в кабину, в заднюю влез англичанин. Взлетел. Вдруг бандиты подняли стрельбу, какое-то разногласие у них вышло. Англичанин крикнул: «Я ранен». Ранен — это хорошо, но матерый был диверсант, черт его знает, еще придет в себя. Оружие у него. Решил штопорнуть. Р-1 — машина серьезная. Войти в штопор — пара пустяков. Витки считаю. Оглянулся: англичанин на ремнях висит, без сознания. Пора выходить из штопора. Нога до отказа, ручка до отказа. Не выходит из штопора. Земля все ближе. Плохи твои дела, летчик Джибелли... Ну-ну, не переживай, Делио... Да, строгая машина Р-1, даже жаль, что се сняли с вооружения.

— Почему сняли? — спросил Дрлио.

— Лучшие машины есть. В авиационных школах, между прочим, Р-1 остался. На нем курсанты учатся... Вот за эти самые дела летчик Джибелли получил орден Боевого Красного Знамени. Все... Слово предоставляется товарищу Джино Де-Марки, агроному, кинорежиссеру, поэту, отцу прелестной дочки по имени Лучана...

— У тебя тоже есть прелестная дочка по имени Эрнестина,— вставил Де-Марки.

— Есть, — охотно согласился Джибелли.— И у Эрнана есть, по имени Лидия. Не перебивай, тебе же хуже будет... Кинорежиссеру, поэту, остроумному парню, который любит разыгрывать других, но не любит, когда разыгрывают его самого, обладателю еще многих и многих достоинств... Теперь говори, Джино, Давай...

— Ты все сказал за меня, дорогой друг. Мне остается «только...

— Прочитать стихи,—вмешался Монтаньяна.

— П-прочитай, п-пожалуйста,— попросил Чиваллери.

— У меня нет ничего нового.

— Читай старое, даже лучше. Читай.

— Раз вы настаиваете... «Свобода».

Я люблю рассвет розоватый,
и багрянец заката,
и ночи бархатную темноту,
и воздуха густой
травяной настой...

Джино замолчал. После паузы, тихо:

— Не могу... Извините.

— Свобода! У меня такое чувство вины перед ним! — угрюмо сказал Джибелли.— Мы-то на свободе!