Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

С радостной улыбкой Татьяна Аполлоновна вошла в комнату Грамши. Он сидел у открытого окна и, как ей показалось, дремал. В комнате было холодно. Татьяна хотела тихонько опустить раму, но услышала его голос:

— Не закрывай, Танечка. Какой вкусный воздух.

Она ответила, что воздух действительно отличный, но можно простудиться. К следующему разу сошьет ему телогрейку на меху, и тогда можно будет сколько угодно сидеть у открытого окна, даже работать, что вкусного воздуха теперь у него будет достаточно.

При слове «работать» по лицу Грамши скользнула болезненная гримаса. Татьяна Аполлоновна стала говорить, что теперь все будет хорошо, ведь клиника — не тюрьма, как вдруг дверь распахнулась, вошел здоровый детина с бегающими глазками на толстой физиономии. и спокойно уселся на стул. Это был бригадир карабинеров, под его командой находились 15 человек, свидания будут происходить при бригадире или его помощнике.

А затем выяснилось, что в клинике доктора Кусумано не лечат, во всяком случае Грамши никто лечить не собирается.

...И в дом у Садового кольца регулярно приходят весточки-отчеты.

Год 1934.

15 февраля. «С ноября 1933 года Антонио не написал ни строчки... Письмо Делько, где он спрашивает у отца, когда он приедет, я не могла переслать Антонио, ведь никто в Министерстве не поверит, что дети не знают о заключении отца… вопрос этот может показаться подозрительным».

«С ноября 1933 года Антонио не написал ни строчки...» Исправим маленькую неточность: не с ноября, а с начала декабря,—четвертым декабря датировано письмо Грамши Татьяне Аполлоновне. Это — триста семьдесят восьмое письмо, написанное Грамши с момента ареста, то есть за семь с половиной лет. Все это время Грамши полностью использовал свое право писать один раз в месяц, два раза в месяц, еженедельно, в отдельные периоды — два раза в неделю. За период с 4 декабря 1933 года по 8 апреля 1935 года до нас дошло лишь одно письмо и, видимо, было написано только одно письмо. Оно адресовано матери.

«8 марта 1934с

Дорогая мама,

в прошлом году из-за очень плохого состояния здоровья я не мог послать тебе поздравления по случаю твоих именин. Я бы не хотел, чтобы этот год прошел и ты не получила выражения моей большой любви и нежности.

Татьяна информировала Терезину о моих новых условиях жизни, которые хоть и не стали наилучшими, но их все же нельзя сравнить с теми, какие были год назад. До сих пор я вам не писал потому, что был в очень нервном состоянии и знал, что Татьяна, которая посещает меня каждое воскресенье, вас информирует.

Я еще не стал хозяином своих физических и моральных сил; в последнее время в Тури состояние мое было почти катастрофическим, а выздоровление идет медленным темпом, с резкими колебаниями. Но ты знаешь силу моей сопротивляемости и то, что я обладаю большим запасом энергии и терпения, которые помогли мне преодолеть трудности в самые тяжелые минуты жизни.

Я очень мало знаю о состоянии твоего здоровья: Терезина и Грациетта пишут мне редко. Надеюсь впредь писать тебе если и не очень часто, то регулярно. Получаю весточки о Юлии и детях, и мне кажется, что живут они в неплохих условиях.

Дорогая мама, обнимаю крепко тебя и всех домашних.

Антонио».

Не прочитала мать Грамши письмо горячо любимого сына; уже больше года ее не было в живых. Джузеппина Марчиас умерла 30 декабря 1932 года.

Физическое состояние Грамши ухудшается, но интерес к внешнему миру неизменен. Источники информации те же, что и раньше: Татьяна и официальная пресса. Как бы ни изображали газеты февральские события во Франции, было очевидно, что попытка фашистов захватить власть потерпела неудачу. Коммунисты призвали рабочих всех партий выйти на улицу и преградить путь фашистским бандам. 12 февраля в стране забастовало 4,5 миллиона человек. Коммунисты и социалисты шли вместе против общего врага.

— Какие молодцы! Какой пример для международного рабочего движения! — возбужденно сказал Грамши Татьяне, когда дежуривший в комнате карабинер на минуту оставил их одних.— Попробуй, Танечка, узнать о событиях во Франции подробнее.

Татьяна Аполлоновна смотрела на Антонио со смешанным чувством боли и радости,— давно она не видела его таким оживленным. Кое-какие подробности удалось узнать, но как трудно передать их заключенному.

16 апреля. «В условиях, при которых происходят наши с ним свидания, не часто можно иметь возможность что-нибудь сказать... Антонио намеком высказывает какую-нибудь свою мысль... Вчера как раз был хороший бригадир, тот, который так хорошо к Антонио относится...

Этот бригадир действительно друг, Антонио во время его отлучки из комнаты во время обеда (другие не выходят ни на минуту) сказал мне, чтобы я не показывала вида, что он друг...

...Значительно увеличилась бдительность полицейского отделения, и письмо мое, например последнее, пришло к нему чуть ли не наполовину сожженным, меня вызывали расспросить, что значит «когда ты пишешь про апельсин, который растет на окне»?..»