Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

Рассказ позабавил Грамши. В напряженной атмосфере подготовки конференции, атмосфере сложной политической игры, от исхода которой во многом зависела судьба всей послевоенной Европы, наивный демарш генуэзских женщин напомнил о том, что на свете, кроме всего прочего, существует простой здравый смысл.

— Товарищ Грамши!

Ломающийся, звонкий голос. Грамши обернулся. Из переулка — щели между домами — выбежал подросток лег пятнадцати-шестнадцати.

— Товарищ Грамши! — слово «товарищ» мальчуган не проглатывал, как это часто делают взрослые, а выговаривал отчетливо, с радостно-горделивой интонацией.

Грамши всегда остро «чувствовал» собеседника, друзья в шутку говорили, что Антонио изобрел специальный «душевный камертон». Он остановился и ответил: «Здравствуй, товарищ! Наверное, тебе поручили меня встретить»,

— Да-да. Мне сказали: «Гуальтиэро, ты встретишь товарища Грамши и приведешь его сюда»,— эту фразу мальчуган произнес хриплым басом, видимо, подражая давшему это указание.

Грамши рассмеялся:

— А ты, Гуальтиэро, артист. Очень похоже.

Через несколько минут Грамши уже сидел в небольшой, скромно обставленной комнате. А его собеседник, коренастый мужчина с густыми черными усами, хриплым басом (Гуальтиэро действительно передразнил его очень похоже), рассказывал, что делегацию Советской России поместили недалеко от Генуи — в местечке Санта-Маргерита, в пятиэтажной гостинице «Палаццо империале», Делегация сняла целиком четыре этажа, посторонние гости остались только на пятом этаже — семьи с детьми. Штат гостиницы проверен. Охраной советской делегации ведают полковник карабинеров и комиссар полиции. Пусть себе ставят караулы, они нам не помешают. У нас свои караулы, от нас никто не скроется, генуэзцы видят даже сквозь землю.

— Даже сквозь землю? Как вам это удается?

Генуэзский товарищ покосился на Грамши:

— Шутишь, Антонио. Вот что я тебе скажу: вы там, в Риме и в Турине, недооцениваете Геную. Мы — старые друзья Советской России. Кто в девятнадцатом году заявил, что не допустит отправки морем оружия и снаряжения для интервентов? Мы, генуэзцы. Кто сорвал царские флаги с двух русских кораблей, прибывших в порт, и заменил их красными знаменами с серпом и молотом? Мы, генуэзцы. Кто отказался грузить корабль, который собирались отправить в Черное море белогвардейцы? Мы, генуэзцы. Помнишь заявление нашей делегации, оно было напечатано в газетах: «Команды торгового флота скорой готовы поголовно сесть в тюрьму или дать себя потопить в портах вместе со своими кораблями, чем допустить, чтоб их работа могла содействовать поражению русского народа». Могу еще рассказать, как мы отправляли в Россию корабль солидарности. Вся Генуя пришла в порт проводить «Амилькаре Чиприани». На корабле было продовольствие, одежда, медикаменты — наш подарок революционному народу России. Корабль был здорово перегружен, я сам слышал, как капитан кричал, что с такой осадкой он сядет на первую же мель. Ему объяснили, как нужен этот груз русским рабочим и крестьянам. Капитан замолчал. «Амилькаре Чиприани» дал прощальный гудок, ему ответили находившиеся в гавани корабли и заводы Генуи. Десятки гудков, может быть, сотни. Это было прекрасно. Луиджи, младший брат, прислал письмо: корабль благополучно пришел в порт, русские устроили торжественную встречу. Луиджи работает в Берлине в Международной рабочей помощи. Так говорится: младший брат, мы — близнецы, только Луиджи появился на свет на пятнадцать минут позже. Хорошее дело — рабочая помощь. Думаю, посланные вещи пригодились русским.

— Пригодились, могу тебя заверить. Но Советская Россия — огромная страна и разорена войной. Ей много нужно.

— Если бы все делали, как генуэзцы! Или я не верно говорю?

— Верно,—улыбнулся Грамши,—мы высоко ценим вашу работу. Только нельзя горячиться. Особенно в политике. Громкими словами, дорогой Джулио, еще никто не убил ни одной птицы. Давай спокойно обсудим, что сделано и что еще можно сделать.

4

Открытие конференции было назначено на 10 апреля. Корреспонденты большинства европейских и американских газет прибыли заранее.

— Чтобы принюхаться,— сказал Грамши французский коммунист, директор «Юмаиите» Марсель Кашен.

Грамши был очень рад встрече с Кашеном. Французский коммунист, уже три десятилетия тесно связанный с рабочим движением, для поколения Грамши был почти легендой. В том самом году, когда Грамши родился, Кашен — студент предпоследнего курса Бордосского университета — уже принял участие в первомайской демонстрации города Фурми. Неожиданно налетевшая полиция зверски расстреляла мирную демонстрацию. Рядом с Кашеном падали люди. Этот эпизод произвел на молодого студента огромное впечатление, Кашен решил посвятить себя борьбе за социализм и никогда не сошел с этого пути.