Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

— После окончания гимназии он приехал в Кальяри и поступил в лицей «Карло Деттори». Подросток из Гиларцы редко появлялся на виа Манно или корсо Витторио Эмануэле, среди товарищей, сыновей богатых родителей. Он предпочитал жить уединенно в маленьком пансионе, расположенном на холме, куда вела темная крутая лестница... Ежедневно приходилось решать две проблемы — пропитания и чтения. В Кальяри выходили три газеты. Одна из них радикального направления — «Иль Паэзе». Чтобы купить газету, он не обедал. Или откладывал на ужин несколько ломтиков салями и сыра, которые его товарищи Ренатто Фигаро предлагал на школьной перемене. С Ренатто Фигаро и другими лицеистами он основал кружок. Кружок назывался «Мученики свободной мысли».

Юлия Аполлоновна тихо засмеялась.

— Нам название казалось превосходным. «Мученика свободной мысли» заинтересовали идеи социализма. Лицеист погрузился в труды философа и историка Антонио Лабриолы. Лабриола был марксистом, первым выдающимся итальянским марксистом. Увы, у Лабриолы он не нашел ответа на вопрос, как пойдет развитие истории. Смешная любознательность, не правда ли? Тогда лицеист решил читать самого Маркса, сначала просто из интеллектуального любопытства, потом увлеченно. И странно, чтение Маркса усилило его интерес к Италии. Старший брат Дженнаро некоторое время жил в Кальяри, потом перебрался в Турин и посылал в Кальяри «Аванти!», уже читанные номера. Иногда газета приходила измятая, в масляных пятнах. Дженнаро вкладывал в газету записку, извинялся за пятна, объяснял, что второпях завернул в «Аванти!» свой завтрак. Больше это не повторится, клялся Дженнаро. Разумеется, повторялось. «Мученик свободной мысли» не был в обиде... Во время собраний и дискуссий он выступал редко. Но писал много заметок в местную газету. Свою политическую деятельность начал 19 февраля 1911 года, подготовив митинг на площади в память Джордано Бруно. Митинг окончился мирно. Разбили только несколько витрин,— сказал Грамши.

— Куда везти? — спросил ездовой. Пролетка уже дребезжала по мостовой.

Проснулся уполномоченный:

— В губпрофсовет. Товарищ Деготь ждет.

Это не нуждалось в переводе. Грамши вздохнул:

— Скажите ему, Юлия, сперва пусть вас отвезет. Иначе я забастую. Так и переведите.

Убедившись, что линейка громыхает к дому Шухтов, добавил:

— На прощание я скажу вам... Не пугайтесь, ничего плохого не скажу. Подождем, пока остановимся. А то спутник в овчинной шубе опять захрапит.

— Не захрапит, он уже чувствует близость товарища Дегтя... Вот и мой дом.

Они сошли с линейки. Подошли к подъезду.

— Хотел вам сказать: помните, впервые я увидел вас в Серебряном бору, обещал чуть позднее зайти в комнату и не зашел. Не зашел потому, что вы напугали меня, право же напугали...

— Чем же? Не понимаю.

— Жаль... До свидания, дорогой друг!

Деготь действительно ждал. Попрощались сердечно. Грамши попросил поблагодарить всех, оказавших ему гостеприимство, сказал, что он увидел силу международного братства; посещение фабрик и профсоюзных клубов, встречи и беседы с рабочими очеловечили для него страницу истории.

Книги и журналы дают лишь общее представление о тех или иных явлениях, лишь в общих чертах — в более или менее удачной форме — отражают основные направления развития общественной жизни, но не могут заменить непосредственного, прямого, живого впечатления о том, как живут Пьетро, Паоло, Джованни — то есть реально существующие люди

«Письма из тюрьмы». Год 1928.

Глава вторая

«СВЕТИ, КАК ПЛАМЯ!»

1

20 октября Грамши вернулся в Москву.

Утром 25 октября позвонили:

— Владимир Ильич просит быть у него ровно в шесть часов вечера.

Он давно ждал этого. Собственно, все месяцы пребывания в Москве и в подмосковном санатории, когда болезнь свалила ого с ног, он готовился к встрече с Лениным. Ленин тоже был болен, встреча не могла состояться. Он очень жалел об этом и теперь жалеет, но сегодня готов к этой встрече, пожалуй, больше, чем раньше. Положение в Италии, до этого неясное и смутное с точки зрения некоторых товарищей, сейчас почти определилось. Он вспомнил, как весной Бордига заявил в свойственной ему непререкаемой манере: «Я предвижу, что в своем дальнейшем развитии фашизм будет либерален и демократичен в той же мере, как и любое другое политическое течение буржуазии».

...Без пяти шесть. Вошел в приемную. Поздоровался с дежурным секретарем — маленькой черноволосой женщиной с живыми черными глазами.

— По распоряжению врачей сегодня у Ленина день отдыха,— сказала женщина по-французски, тщательно подбирая слова.— Ах, эти дни отдыха, они так похожи на обычные. Сегодня вечером Владимир Ильич настоял на трех встречах. Постарайтесь не очень долго, товарищ Грамши, хорошо?