Боль

– Женщины все и всегда интерпретируют по всей строгости, – усмехнулся он, передавая ей миску со спагетти в соусе. Потом принес на подносе бутылку вина, блюдце с черными оливками и плошку с мягким сыром лабане.

Когда они наконец уселись за стол, то услышали шорох приближающихся шагов. Ирис вздрогнула: может, это Микки, может, он последовал за нею сюда, прятался в живой изгороди? Но тут появился тощий кот с забавной озабоченной мордой.

– Заходи, Гулливер, все спокойно, – сказал Эйтан. – Итамара нет, можешь расслабиться.

Встав, он насыпал в миску под лестницей кошачьего корма.

– Итамар его немного достает, – объяснил он. – После того как он ночует у меня, кот всегда не в себе.

– А кто мама Итамара? – решилась наконец спросить Ирис.

– К сожалению, не ты. Помнишь, как мы были уверены, что ты беременна, после той совместной ванны у тебя дома?

– Конечно. Сколько страха было! Я сразу же после этого начала принимать таблетки.

Он тяжело вздохнул:

– У нас мог быть сын двадцати семи лет.

– Не сын, а дочь, – поспешно возразила она.

Он рассмеялся:

– Откуда такая уверенность?

– Потому что это должна была быть девочка, и мы бы назвали ее Мирьям.

– Это я уже сделал, – сухо произнес он, вытирая рот салфеткой.

Без бороды его красные от соуса губы были полностью видны на совершенно белом лице, отчего казалось, что он в гриме.

– Но не со мной, – сказала Ирис.

Собственное предательство по отношению к дочери внезапно показалось ей ничуть не менее коварным и жестоким, чем его предательство, и она поспешно спросила:

– А кто мама Мирьям?

Удивительно, но на сей раз он не уклонился от ответа:

– Ее зовут Сюзан, она гинеколог.

Ирис вздрогнула: значит, он действительно женился на врачихе и действительно искал ее! Значит, в рассказе матери не все сплошь фантастика, есть и правда. Как она сказала? Он женат на докторше, у него трое удачных детей.

– Вы вместе изучали медицину? – спросила Ирис. – Она натаскивала тебя перед экзаменами?

Он усмехнулся:

– Ясное дело, без нее я бы провалился.

Тема ему явно не нравилась, но Ирис отступать не собиралась, ведь ей, несмотря на все свои страхи, хотелось узнать абсолютно все: где они поженились, и где жили, и о чем говорили, и как занимались любовью, каким он был мужем и какой он отец. А еще хотелось посмотреть все фотографии, которые у него есть. Возможно, она снова, как и тогда, совершит ошибку, ни в чем не отделяя себя от него, но она желала быть с ним под хупой[21] и в супружеской постели, желала видеть, как его дочь выходит из чрева другой женщины. Побыть с ним рядом, раз уж им не суждено быть вместе навсегда. Но рассказывать о своем браке и детях ей почему-то не хотелось, особенно об Альме. Та родилась крошечной и очень красивой, но Ирис все равно смотрела на нее с разочарованием, потому что Альма не была той девочкой, которую она видела в воображении – длинноногой, голубоглазой и черноволосой; потому что Альма не была их Мирьям.

– Что еще ты хочешь знать? – спросил он. – Я же тебе рассказывал, разве нет?

Она посмотрела на часы. Ее девочка, похоже, попала в беду, нужно ее выручать, в искупление того самого первого, отстраненного и разочарованного взгляда, которым она когда-то посмотрела на новорожденную дочь. Но как сказать ему, что ей нужно уходить? И как уйти отсюда, из этого заброшенного сада, который принадлежал ей не меньше, чем ее нынешний дом, потому что в нем, благоухающем древесной смолой, все осталось таким же, каким знала его та девочка, которой была она сама.

Он снова и снова наполнял ее тарелку, ее бокал. Как ей вообще вести машину, когда побледневшая луна съежилась и повисла на дереве над ними, словно желтая слива! Мир полон чудес и катастроф, и сейчас Ирис пребывала на его чудесной стороне. Неудивительно, что ей трудно встать и переместиться отсюда на сторону катастроф. Но у нее не было выбора, и она встала, слегка покачиваясь, и подошла к Эйтану, цепляясь за шаткий стол.

– Куда ты? – спросил он, усаживая ее к себе на колени. – Просто невероятно, как ты стала похожа на мою маму!

– Это волосы и прическа, – сказала она. – Похоже на ее парик.

Но он покачал головой:

– И глаза, и что-то такое в походке. Это поразительно, я не понимаю, что со мной происходит, в каком я времени.

И он крепко сжал руками ее волосы, словно пытаясь снять парик, впился губами в ее губы, так что у нее перехватило дыхание, расстегнул пуговицы на ее блузке и опустил голову между ее грудей.

– Любимый, – шепнула она, – мне нужно идти.

– Не уходи, оставайся со мной, – прошептал он в ответ.

Когда она снова взглянула на часы, было уже за полночь. Тело переполняли его любовь, пламя их юности, рассыпающиеся сухие листья, обещания и клятвы, и давнее томление – ровесник их нерожденных детей. Ирис простилась с Эйтаном в сердечном смятении. Она тоже уже не помнила, кто она и в каком времени пребывает, откуда пришла и куда идет, должна ли она держать ответ и перед кем[22].