Боль с привкусом дикой рябины (СИ)

— Выбор есть всегда, дорогой мой, и ты это прекрасно знаешь. — Айнон вновь усмехается и Леголас делает вид, будто не заметил вспышки раздражения в карих глазах. — Значит ли это, что ты согласен?

Принц застывает, кусая сухие губы. Что ж, кажется, ему больше нечего терять, в любом случае. Вряд ли из этого получится что-то дельное, но и ничего прямо-таки ужасного точно не случится.

— Да, — шепчет он одними губами, прогоняя мысль, что отчего-то пожалеет об этом. Причем очень и очень скоро.

— Вот и чудно. С вами на удивление приятно иметь дело, аранен.

Айнон уходит, довольно напевая незамысловатую мелодию, лишь улыбнувшись ему уголками губ напоследок.

А после Леголас наконец вспоминает, отчего же он так люто ненавидел уроки политики у своего улыбчивого наставника.

***

Дверцы платяного шкафа со скрипом распахиваются, отдавая его волной пыли и вызывая новый приступ кашля.

Невольно Леголас делает шаг назад, закрывая нос и рот рукой.

Критически взглядом он осматривает содержимое шкафа, пытаясь найти нечто более или менее достойное, а после раздраженно вздыхает, выхватывая первое, что попалось на глаза.

Первым попавшимся, на счастье, оказываются темная туника и такие же штаны. Кинув быстрый взгляд на свои сапоги, Леголас решает, что надевать другие смысла нет, а значит, одной проблемой становится меньше.

На ощупь он находит тиару на верхней полке и на миг замирает, с горечью вглядываясь в глубину иссиня-черного камня в серебряном обрамлении.

Слишком много воспоминаний, слишком много боли, слишком много смерти. Просто слишком много.

Ему становится плохо. Голова кружится, к горлу подкатывает комок, а пред глазами разлетаются странные искры, заставляя опуститься на пол, пряча лицо в ладонях, в ожидании, когда это пройдет.

Виски отзываются тупой ноющей иглой боли, и Леголас в растерянности шарит по карманам в тщетной попытке отыскать заветный бутылек. Плевать на последствия, он не хочет продолжения этого кошмара, и пусть лекари говорят что угодно.

Горькая микстура — чудовищная смесь всевозможных трав — обжигает горло и раскаленным обручем сдавливает на миг голову.

Но после наконец все исчезает. Леголас просто сидит на полу, закрыв лицо руками и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце в груди.

Это снова случилось. Опять.

Он не знал причины этой боли, возникающей словно из ниоткуда, исчезая почти также быстро; да что там, он давно уже не помнил, как давно это началось. Кажется, в тот самый солнечный осенний день, когда все вновь пошло наперекосяк. Или еще раньше, когда-то ужасающе давно, будто в другой жизни. Когда все было немного лучше.

Целители лишь разводили руками, и только лекарь Полдон, главный королевский врачеватель, в конце концов тайком сунул ему в руки два маленьких бутылька, шепотом приказав принимать в наихудших случаях и не чаще одного раза в две недели.

Стоило ли говорить, что Леголас, разумеется, нарушил оба указания, и уже вторая склянка была почти пуста?

С тихим вздохом он поднимается на ноги, изо всех сил пытаясь удержать равновесие и вновь позорно не упасть. Он уже опаздывал, стоило поторопиться.

Старая темная туника с еле слышным шелестом оседает на полу и Леголас, то и дело морщась от тупой боли, аккуратно надевает другую, чистую. Холодный камень тиары привычно обжигает лоб, и он на мгновение прикрывает глаза, глубоко вдыхая.

Слишком тихо. Леголас ненавидел тишину. Ненавидел оставаться наедине с самим собой, душащей паутиной запутанных мыслей, громким стуком сердца в ушах и глухой болью, сжигающей каждую клеточку тела. Тишина была хуже всего на свете, и у него достаточно поводов для ненависти.

Леголас рассеянно трет переносицу и рвано выдыхает. Дверцы платяного шкафа в его покоях со стуком закрываются.

Что ж, время пришло; оттягивать неизбежное бесполезно. И ведь принцу не пристало опаздывать, не так ли?

Вероятно, стоит хоть один раз в своей жизни поступить так, как того следуют традиции.

И он быстрым шагом выходит прочь из комнаты, громко хлопнув заскрипевшей дверью.

***

Леголас устало прикрывает глаза. Рассеянно он сжимает в пальцах хрупкий стебель цветка и тут же тихо шипит, чувствуя, как колючие шипы пронзают кожу.

Темная капля крови тонкой струйкой бежит по листьям и рубином вспыхивает на алом бархатном лепестке розы.

Боль физическая отрезвляет на краткое мгновение, и он быстро моргает, пытаясь отогнать прочь тяжёлую пелену воспоминаний и жужжащий рой мыслей, накрывший его в головой.

Эльф прикусывает губу и деланно внимательно скользит взглядом по полутемной поляне, чтобы спустя секунду замереть, отрешенно всматриваясь в ровную высокую фигуру отца, статуей застывшего всего лишь в паре дюймов от него самого. Ровно так, как гласят правила.

Ну конечно. Кто, как не король, будет неукоснительно следовать всем без исключения правилам придворного этикета, этики и прочего, и прочего?

Король ведь обязан быть идеальным. Сверкающим, блестящим образом, недостижимым идеалом, примером для всеобщего подражания.