По своей сути ритуалы связаны с идентичностью и созданием смысла. Мы, люди, постоянно используем их, будь то продажа лицевых костей наших детей Зубной фее, бабушкин старинный фарфор на больших семейных обедах во время особых праздников, украшение дома яркими огнями в зимний период или просто тихая молитва благодарности перед едой. Есть маленькие ритуалы, которые мы делаем каждый день, не задумываясь: уход за кожей, определенная дорога на работу, то, как мы начинаем свой день. Есть ритуалы, которые украшают всю нашу жизнь: свадьбы и помолвки, дни рождения и крестины, похороны, мальчишники, оргии при разводе – все это. Какова же связь между болью и значимым опытом самоопределения?
В боли есть нечто особенное, и я открою вам этот довольно очевидный секрет: она, несомненно, живет в настоящем моменте. Бастиан называет это «коротким путем к осознанности». В книге «Тело в боли» Элейн Скарри высказывает идею о том, что боль может разрушить нашу идентичность, затуманить наше чувство собственного достоинства. Рой Баумейстер, автор значительного количества работ на эту тему, также называет мазохизм способом ухода от себя.
Для меня это похоже на трансценденцию.
Думаю о том, как я провела время в сарае. (
– Если наше самоощущение в значительной степени находится в прошлом, настоящем и будущем, – говорит Бастиан, – боль немедленно и жестоко возвращает нас в настоящее.
Боль приводит нас в состояние осознанности. Это способ быть здесь и сейчас, проверить нашу выносливость, заслужить что-то.
– Понятие духовной трансценденции часто находится в моменте, и я думаю, что боль – это жестокая сила, которая приводит нас в этот момент, – добавляет он. – Некоторые люди находят в боли некий духовный опыт.
Бастиан говорит, что, по его мнению, существует «четкий глубинный нейрохимический путь, через который боль может высвобождать и усиливать чувство удовольствия», но при этом осторожно отмечает, что существуют и более абстрактные пути.
Приятно слышать, как эксперт мягко рассуждает о телесном опыте мазохизма, о том, что может дать опыт преднамеренной боли:
– Чувство реального установления справедливости, чувство создания смысла в мире, чувство социальной связи. Все эти вещи позитивны и могут создать удовольствие, но в данный момент в этом немедленном эффекте также присутствует болезненность процесса.
Я верю, благодаря исследованиям, интервью и личному опыту, что использование болезненных ощущений ради них самих – это повседневная часть человеческого бытия. Я думаю, что способность искать боль и извлекать из нее пользу заложена в нас, встроена в пользовательские руководства, которые установлены в наших арендованных телах приматов.
Бастиан в книге «Оборотная сторона счастья» пишет: «Интуиция, что получать удовольствие от боли не только ненормально, но и аморально, очень сильна. Однако, как и в случае со многими другими интуициями, когда вы останавливаетесь и действительно анализируете это предположение, все становится немного менее ясным. Мы получаем удовольствие от многих вещей в жизни и ищем занятия, которые нам это обеспечат, так чем же отличается боль?» Эти два понятия настолько неразрывно связаны и пересекаются, что с годами я перестала пытаться провести четкую грань между ними. «Понимание связи между переживанием удовольствия и переживанием боли, однако, показывает, что все мы получаем удовольствие от боли».
И действительно, все это делают. «Хотя мы можем увидеть нечто зловещее в тех, кто занимается более экстремальными или сексуализированными мазохистскими практиками, существует гибкая шкала, включающая множество общепринятых форм получения удовольствия от боли».
Мы смотрим на экстремалов – флагеллантов, мучеников, монахов – и видим, как отражается в нас наша собственная способность к целенаправленному страданию, наша склонность к правильному виду боли. Мы видим, как боль уменьшает чувство вины, создает смысл, обозначает переход, отмечает особый случай. В этой нарочитой боли есть одновременно и благочестие, и профанация. Именно поэтому глава начинается с отчаянных флагелляций религиозных фанатиков и продолжается на бетонном полу полупустой арены, где высоко вверху болтается женщина, подвешенная за колени.