Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий

Точнее, этот вид подвешивания происходит от Окипы, четырехдневной религиозной церемонии, которая проводилась каждое лето, и это была самая их мощная церемония. Она рассказывала об их сотворении, их священном происхождении, разворачиваясь через танец и игру на перкуссиях. Внутри своей хижины мужчины постились, молились и страдали. Лесли В. Тишаузер в «Энциклопедии Великих равнин» университета Небраски в Линкольне пишет: «Молодые мужчины обычно подвергались пыткам, чтобы продемонстрировать храбрость. Длинные деревянные шампуры просовывали у них под кожей на спине или груди, после чего их подвешивали на веревках к балкам. Тела утяжеляли черепами буйволов, подвешенными к другим шампурам, воткнутым в бедра и икры. Мучения были жесточайшими, но крик считался признаком трусости, и те, кто лучше всего переносил боль, становились вождями манданов. Женщинам не разрешалось входить в дом, хотя некоторые сидели на крыше, где постились».

Церемония существовала для того, чтобы «объединить манданов через ритуал страдания и кровопролития».

В 1832 году художник Джордж Кэтлин стал свидетелем этого священного ритуала и зарисовал его; к тому времени Окипа проводилась уже несколько веков. Считается, что церемония в последний раз проводилась в резервации Форт-Бертольд в 1889 или 1890 году, после чего была подавлена Соединенными Штатами во время геноцида.

Примерно век спустя Аллен Фолкнер, которого называют «отцом современного подвешивания», решил основать движение, базирующееся на священной практике, и начал работу по внедрению светского подвешивания. Важно признать и понять тот ужасающий и травмирующий факт, что практика подвешивания была насильственно прекращена белыми колонистами-поселенцами только для того, чтобы затем ее воскресили посторонние люди. Есть более глубокая дискуссия, которую следует провести по этому поводу.

В наши дни люди висят в воздухе по самым разным причинам, как говорит мастер пирсинга и специалист по подвешиванию Брайан Белчер. Он считает, что причины, по которым люди это делают, сугубо индивидуальны, будь то религия, фетиш, любопытство и так далее. Он руководствуется физическими причинами.

– Я занимаюсь этим ради возбуждения, повышаю болевой порог, впадаю в транс и испытываю прилив сил. – Он сравнивает подвешивание с наркотиком, но без побочных эффектов. – Я фактически отказался от наркотиков и получал необходимый мне кайф только от подвешивания и вытягивания.

Я спрашиваю его, каково это – подвешивать людей в воздухе за кожу.

– Видеть на лицах выражение радости и счастья – самая приятная часть того, что я делаю, – отвечает Брайн.

Как мастер пирсинга с почти двадцатилетним стажем, он понимает, что такое боль и удовольствие, и много раз видел, как эти два понятия пересекаются.

– В зависимости от уровня терпимости человека он может получить больше удовольствия от более глубоких уровней боли, – говорит он. – Немного больно, но и приятно. – Он рассказывает мне об одном из лучших опытов, который он когда-либо испытывал, о незабываемом болезненном опыте на БДСМ-конвенции в Атланте. – Я делал подтягивание на груди к одному из парней в нашей группе и вдруг после тридцати-сорока минут начал испытывать нечто внетелесное. (Подтягивание на груди – это когда у вас в груди крюки, но вместо того чтобы висеть, вы подтягиваетесь к другому человеку.) Я помню, что тянул все сильнее и сильнее, пытаясь вырвать крюки через плоть моей груди. Во время подтягивания я встал на колени и начал откидываться назад. В этот момент мой разум начал отделять дух от плоти. Я висел над собой и смотрел на себя как бы со стороны. Это было очень сюрреалистично, и на снятом видео мое тело начало трястись, я впал в транс. Когда все закончилось и мои плоть и дух снова стали единым целым, я находился под кайфом почти три дня. Такого чувства боли и удовольствия, как тогда, я никогда не испытывал.

Вернувшись на тату-конвенцию, я с нетерпением наблюдаю за полетом следующей участницы. Она высокая, слегка сомневающаяся, у нее явно повышенная возбудимость. Я думаю о монахинях, исполненных суровой решимости, об аскетах и их лишениях, о чувстве боли, необходимом, чтобы ощутить нечто другое, большее, запредельное. О священном ритуале флагелланта, о том, каким осквернением этот акт, должно быть, казался толпе, которая наблюдала, как его грязная кожа окрашивается в красный цвет. Ведущий обращается к толпе, пока женщина идет к канатам.

– Ребята, вам не составит труда поддержать женщину, которая делает то, чего не хочет, – говорит он, хихикая в микрофон. Толпа отвечает ему тем же. Но он вызывает ужасное чувство раздражения и ненависти. Это священные крюки, болван!