Боль так приятна. Наука и культура болезненных удовольствий

Возможно, идеальной иллюстрацией физического испытания, происходящего в каждом из потных тел передо мной, являются временные туалеты, которыми усеяна территория лагеря. Что и говорить, они здесь уже причиняют боль. Если обычно ваше дерьмо исчезает в темно-синей лагуне с химикатами, которые, несомненно, должны вызывать рак в штате Калифорния, то здесь, в Белл Бакл, такой бездны нет. Чувствуешь себя настоящим гребаным коммунальщиком. Так холодно, что от моего использованного тампона в предрассветной темноте идет пар. Кто-то поставил миниатюрную ароматическую свечу на пол в туалете, и ее крошечное пламя тщетно мерцает на фоне слезящихся глаз в миазмах мусорного ящика. Это одновременно и ужасно, и в разы лучше, чем то, что чувствуют бегуны. Я ощущаю прилив сочувствия.

К утру остается сорок три бегуна, сорок три души, готовые вернуться в лес и встретить еще один час на тропе. Это будет нелегко. Ночью прошел дождь, и тропа покрылась грязью и листьями. Люди постоянно падают на этой дистанции. Большинство просто встают на ноги и продолжают бежать.

У Мэгги Гутерль была тяжелая ночь: рано опухло колено, примерно на тридцать втором километре. Она смирилась с тем, что дальше будет только хуже, и сначала скрывала это, пока не призналась, потому что опасность для ноги все возрастала. Но после помощи от группы поддержки, поборов несколько сильных приступов сонливости ночью, она вернулась на тропу на второй день с желанием бежать.

– Это перемена, которой все ждут с нетерпением, – говорит она про смену трассы, которая происходит каждые двенадцать часов. – Вы уходите с дороги или наконец-то делаете перерыв, чтобы открыть ноги и размяться. – Смена дороги и тропы, по ее словам, желанна. – К концу каждого участка вы говорите: «Не могу дождаться, когда вернусь».

С солнцем на небе и погодой, которую можно описать как «облако на земле», она с нетерпением ждет возвращения на тропу. Дэйв Проктор по-прежнему бежит в быстром темпе, придя раньше шведской бегуньи Анны Карлссон, которая бежит как терминатор и хватается за ветки деревьев, чтобы проскочить крутые повороты в лесу.

Кэти Райт тоже все еще участвует в забеге. Ее мама тоже там, и мы часто бегаем в темпе на соседних кругах. Накануне ее мама сказала мне, что беспокоится о теле дочери, «но я никогда бы ей этого не сказала». Райт опускается на землю и между кругами лежит в покое, как прекрасный серафим, входит и сразу же ложится на коврике с закрытыми глазами в ангельской неподвижности. У нее упорный, настойчивый вид. И ее ноги, и ее поведение подсказывают мне, что она может обогнать лошадь, а потом, возможно, и еще одну. В 2017 году она пробежала вокруг всего побережья Уэльса (тысяча четыреста километров), чтобы собрать деньги на благотворительность. Она рассказала, что ночью ей пришлось спать, положив ноги на стену, потому что они постоянно тряслись. После стольких километров они не могли перестать двигаться.

Каждый раз, когда бегуны возвращаются из леса, они все более и более грязные и потные, хотя некоторые выглядят хуже других. У бегуна из Эквадора по имени Андрес Виллагран какой-то кошмар с правым коленом, которое теперь вдвое больше левого. Вчера я видела, как он чуть не пропустил старт круга, потому что возился с коленной чашечкой; сегодня задняя часть его колена цветет, как инфицированное место укуса в пошлом фильме про зомби. Фиолетовые, черные и темно-красные полосы тянутся вокруг коленной лямки, а его лицо бледное и липкое. Кажется, что внутри его колена находится какая-то злая тварь, которая распространяется. Это просто ужас, и даже в этой толпе стоиков при виде такого зрелища раздается ропот беспокойства и ужаса.

Лаз очень редко советует покинуть гонку, но в этот раз предлагает Виллаграну прекратить ее. Но Виллагран хочет продолжать. И он вновь и вновь продолжает бежать, и, что важно, его отец присутствует здесь, в его группе поддержки. Если бы это было не так, возможно, было бы больше вмешательства, чтобы Виллагран оставил попытки стать последним участником гонки. В сложившейся ситуации Лаз нехотя соглашается с тем, что отец знает лучше и беспокоится о здоровье Виллаграна. Смысл забега заключается в том, чтобы бегуны заставили себя преодолеть все, что им приходилось преодолевать раньше. Но даже в этом случае Лаз и другие беспокоятся о постоянных травмах. Где грань между осознанным, взрослым согласием и формой пытки, к которой никого нельзя поощрять? Здесь нет единого ответа. Все присутствующие должны осознать огромную ответственность, которая лежит на этих бегунах. Как зрителю удержаться от диссоциации перед лицом чего-то настолько… сюрреалистичного? Я знаю, что эти люди начали бежать вчера на рассвете и продолжают бежать сегодня, и я все это время наблюдала за ними, и все же… и все же. И все же.