Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

− Нас оттуда после первого занятия отчислили, − сказала мама Лена, она вдруг успокоилась, стала прежней, как когда-то, и густо покраснела.

− Обратно примут, я договорюсь, постараюсь договориться. Там фокусники такие быстро фокусничать перестают. А пока у меня, что ли, бегайте, в ОФП-группе. На кроссах. Дайте ваш телефон.

− Ой, ну что вы! − зарделась мама Лена.

− Да-да, рост у вас хороший, комплекция худосочная, очень хорошие данные для длинных дистанций. А голову спорт вылечит быстро. И не таких фокусников видывали.

И Филипп в этот день не разбил скульптуры, которые налепили ребята изо-студии, и вместе с ребятами-хоккеистами сидел тихо в узких холодных тупиках лабиринта, смеялся и в шутку показывал «улыбку Арлекина», но никто не пугался: святки же на дворе. Скульптуры были замечательные: киты (спина – горка для малявок), гигантские дымковские красавицы в кокошниках, и бараны с рогами-завитушками. Владимир Игоревич после того как скульптуры расписали красками облил их из шланга. Ночью скульптуры заледенели и всю зиму, до первой оттепели, радовали детей и взрослых. Филиппа скульптуры по-прежнему не радовали, но и разрушать Филиппу расхотелось. Снежные напоминали ему о добре Владимира Игоревича, Филипп стал ждать, считать дни и часы до тренировок. Ему казалось, что не станет снежных – прекратятся и тренировки, и с каким-то священным архаичным ужасом боялся, что кто-нибудь другой разрушить лабиринт, или бабу, или барана… китов-то малышня давно сломала, но не нарочно, постепенно, в процессе скатываний с китовых спин.

Кросс, – объяснил Владимир Игоревич, когда снег растаял, − это когда долго бежать. Если долго – это супер, он всех загонит, решил Филипп. Но на первом же весеннем кроссе оказалось, что загнали его, Филиппа. Филипп чуть отдышавшись, захлёбываясь в утреннем морозном воздухе, держась за правый бок, рассказал маме, как его толкнули на дистанции, как сделали подножку.

− Ну! Поплатится у меня кто-то! – грозил Филипп луже на асфальте и зло разбивал тонкую ледовую корочку.

Мама Филиппа соглашалась: поплатится, обязательно поплатится, хотя прекрасно видела, что споткнулся Филипп сам, когда отстал от группы, когда бежал один. Впервые Филипп не пошёл в этот день на площадку – ему было стыдно перед тренером, он же с треском проиграл кросс.

− Ноги что-то фокусничают, − простонал Филипп, лёг раскорякой в кровать и закрыл глаза.

Но на следующем кроссе Филипп выступил удачнее. А после третьего безумно длинного июньского бега Филипп занял четвёртое место.

− Ну вот видишь, Филиппчик, − радовалась мама Лена. – Всего-то надо было послушаться Владимира Игоревича и быстро не начинать!

− Эт точно. Главное в длинном беге − на старте не загнаться! Владимир Игоревич говорит: стратегия бега! – Филипп вспомнил, как на финише обошёл двух ровесников и впервые почувствовал спокойствие. Не от того, что кого-то обидел, обхитрил, ударил, а от того, что «сделал» соперника в честном поединке, в поединке на равных.

− А ещё Владимир Игоревич говорит: главное – не умереть на финише! – нервничала мама Лена.

− Да ну тебя, − отозвался Филипп. – Это для слабаков прибаутка.

Осенью тренер по спортивному ориентированию согласился принять «фокусника» обратно в клуб – ведь Филипп обогнал на июньском кроссе всех ориентировщиков.

В октябре опять проводили кросс. Крупный пробег, международный, по лесным тропинкам. На старте Филиппа поразил духовой оркестр. Оркестр «трубадуров» расположился недалеко от стартовых ворот. На музыкантов, на их инструменты, на газон пикировали листья, ветер мотал их, укачивал, обещал мягкую посадку. Дети бросались за красными осиновыми и нежно-жёлтыми кленовыми листьями. Ветер шумел, приговаривая Филиппу на ухо: быстрого старта, быстрого финиша. Филипп раздражённо достал из кармана шапочку, стал отмахиваться от листьев, как персонажи его любимой книжки о Человеке-Невидимке. Филипп забыл, что надо настраиваться на бег, собираться с силами, концентрироваться, он не разминался, как его злейшие соперники, стопу не крутил, вышагивания не делал, на многоскоки тоже забил, и на все остальные беговые упражнения. Филипп стоял и смотрел на оркестр. Именно смотрел, звуки Филиппа не очень трогали. Музыканты были в одинаковых куртках. Лица их были немолоды, неспортивны, серы, помяты, с мешками под глазами-щёлочками, толстыми обвислыми щеками и тремя подбородками. Но Филипп этого не замечал. Ему казалось, что произошло волшебство. Ярко-голубое небо, жёлтые липы, коричневые осины, оранжевые клёны, куртки-беж настоящих воинов-красавцев; оркестр на жёлто-коричневом ковролине из листьев, золото солнца отражается в трубах, а в трубе-улитке, золотой поток прячется, бежит по улитке как по лабиринту и исчезает. Труба, похожая на улитку, Филиппа заворожила. Ещё был большой барабан. Барабан Филиппу тоже понравился.

− Что это? – спросил Филипп у мамы.

− Барабан! Ты что, Филиппчик? Слово забыл? – испуганно как на логопедических занятиях засуетилась мама.

− Нет. Вон то что?

− Так, трубы!

− Нет! Вон та, дудка с закруткой?

− Тоже труба!