Болезненность суждений (СИ)

— Он уже пришёл, только не в трезвом состоянии. Разберусь с документацией и отправлю домой. Распугает ещё посетителей. Присмотри за ним ненадолго.

Артур нахмурился и надулся, молча кивнув. Недовольство было видно издалека, но мужичок ничего больше не сказал. Слов и не требовалось. Машина остановилась на парковке. Ключи от алкомаркета скользнули в руки парнишки. Директор любил заходить через чёрный вход. Странно, но кто не имеет странных привычек? Зимин зашёл в помещение и с подозрением осмотрелся. «Ты засаду мне устроил?», — небольшая тревожность заиграла яркими красками, когда взгляд наткнулся на горящий свет в туалете. Он осмотрелся и пошёл вперёд с решимостью выявить, где же находится пьяный коллега. Для своей безопасности. Всего лишь. Безопасно ли только лезть на рожон? Рука пихнула дверь в сторону. От яркого света у вошедшего помутнело в глазах. Прохор обернулся на звук и рассмеялся, оголяя нечищеные зубы. ОКР следовало бы коснуться не только окружающей среды. Нездоровый вид хозяина усиливал его неадекватное поведение. Как в книгах или сериалах про больных, романтизированных теми, кто с таким даже не сталкивался.

— Припёрся, чушка, — шаткая походка не предвещала ничего хорошего. Артур застыл, с трудом открывая рот без слов. Жалость смешалась с отвращением. Резкий диссонанс ударил по психике и ногам, не желающим отходить. Что такое? Настолько ненавистно, что хочется помочь? Аксёнов схватил Зимина за грудки и вжал в стену, другой рукой прижимая осколок из кармана к горлу. Кусок бывшей футболки медленно предательски сползал, оголяя острые грани. Страх преодолел ступор.

— Что ты делаешь?! Отпусти меня! — он взволнованно сжимал одежду коллеги, стараясь не двигаться, чтобы не вскрыться самостоятельно.

— И чё ты сделаешь? Состроишь из себя невинного?! Побежишь к мамке?!

Глаза прижатого невольно заслезились. Однако неуверенность исчезла. Рука с силой сжала чужое плечо, и это отразилось на мимике её владельца.

— Не смей ничего говорить про мою маму! Я не дам её обижать даже на словах! Оскорбляешь меня — оскорбляй, как мужчина. Хватит переходить на мою семью!

Прохор сдвинул брови сильнее. Непонимание происходящего билось уже в висках, растекаясь невидимой кровью от холодной пули. Как ребёнок. Защищает мать, которая явно того не заслуживает. Или заслуживает?

— Ха-ха! От подола не оторвался что ли? Молоко вытри с губ, не дососал видимо. Мать он свою защищает. Себя защити, защитник хренов!

— Да что ты себе позволяешь! — Зимин напряг шею, не чувствуя, как по ней потекли капли крови от лёгкой царапины. Осколок до сих пор соприкасался с кожей. — Я умею любить, и я храню то, что люблю! Удивлён? А ты?! Любишь ли ты?! Ты умрёшь один! И никто не будет тебя защищать!

Рука с осколком дрогнула. Гроза воспоминаний ударила куда-то в область груди, перекрывая дыхание. Артур заметил потерянность и улизнул от опасности, побежав тут же к двери. Что-то внутри ныло и желало помочь, но страх в этот раз был выше.

— Больной!!!

Аксёнов с досадой посмотрел на осколок в руке. Больно. Как ему удалось ударить так метко и так глубоко? Без силы, без сопротивления. Слова имеют вес. Под ними ломаются несокрушимые мосты, а люди подавно. Значит физическое насилие не имеет никакого смысла? Или он просто слабый. Слабак? Прохор сжал осколок в руке, прорезая легкодоступные ткани. На лице выражались боль и отчаяние. Это ли судьба, к которой ему пришлось стремиться? «Жалкий. Жалкий. Жалкий.», — нескончаемые голоса в голове перекрывали другие мысли. Словно в бреду, мужчина поднёс осколок к горлу, собираясь вспороть его прямо здесь и сейчас. Если алкоголь не спасает, то кто ещё на это способен? Смысла жить остаётся всё меньше. Всё ли успел сделать, о чём мечтал в детстве? Мальчик хотел силу. Однако вряд ли он загадывал стать своим же отцом.

— Если ты хочешь вскрыться, то давай хотя бы вне моего алкомаркета? — Пётр посмотрел на всю картину в целом, и в его глазах проскользнуло наигранное сожаление. Незнакомое чувство, необходимое в нужные моменты. Для чего оно людям? Прохор застыл, внезапно открыв глаза. Низвергнули зло, туманящий рассудок. Бред превратился в настоящее мучение. Разум создал фантомную боль, заставляя признать падшесть. Встать на колени. Склонить голову. Мужчина застонал от сильной боли в дрожащей руке, еле разгибая пальцы от окровавленного осколка. На глазах накатывали слёзы от непонимания и слабости.

— Уйди отсюда…

— Чтобы ты залил здесь мне всё кровью? Вставай, я обработаю рану.