Больная

Но в больнице хватало счастливчиков, которым, напротив, в такую ночь спится хорошо. Вера была одной из них. Даже утром проснулась легко. Сонливость отступила по щелчку пальцев. Буря с восходом солнца за непроницаемыми синими тучами едва ли стихла. А пока бушевала стихия, Вера, точно поддерживая вселенское равновесие, в тот день была тише воды, ниже травы. Сама на себя не похожа. Никто с ней, ожидаемо, беседу не заводил, и та с самого пробуждения и слова не проронила. Благо хоть лечащему врачу кивнула на справку о самочувствии. Стала непривычно задумчивая, сутулилась. Даже Шухер, как белка из дупла, время от времени поглядывала за соседкой из-за своей потрёпанной книженции.

Скоро пройдя лечение, в воскресенье ограничивающееся уколом и двумя таблетками, до обеда Вера просидела на одном месте. Вылила впечатление о вчерашнем на альбомный лист. Поглощённая мелкой работой по очерчиванию листочков и травинок наточенным карандашом, рассчитывала тем самым собрать мысли в кучу. Но глаза лишь тяжелели от шторма в голове. Приходилось то и дело возвращаться в горизонтальное положение. Пялиться в потолок, прислушиваясь к голодной, мягкой тишине коридора. Больничный корпус замер в ожидании, когда утихнет буря. Домик Элли. Смерч унесёт его в страну глупых пугал, трусливых львов и бессердечных дровосеков.

Куда ни направляй вектор мысли, они сводились к одному. К странному разговору Филина с чьей-то родительницей. Это речи доктора, тягучие, тавтологичные, магнетические. Не вбивал молотком — вшивал в сознание. В подсознание. Напоминает… гипноз.

Вера вздрогнула, как от удара грома. Нет, дождь вряд ли пойдёт, иначе бы уже лил стеной. Устало потёрла лоб. Если угадала, тогда хамство врача понятно. В фильмах запудренный вообще похож на «овоща» и якобы каждое слово глотает. Задала сама себе вопрос, разговаривал ли Филин подобным образом с её мамой. Пришла к выводу, что лучше маме вопрос и переадресовать. Хотя, если этот тогда, в первый день, присел ей на уши с аналогичными формулировками, то до «жертвы» уже вряд ли получится достучаться. Тем более, учитывая её характер.

«Самое главное — зачем? Что за ерунда с «не угрожает»? А должно?».

Щипок не отрезвил. Вера поджала губы, склонила голову. Нет, поток дум не разворачивается в обратном направлении. Этот «детский сад», в самом деле, отравляет её. Начинает верить в сказки для дошколят.

«Как по совету Лиз возглавить мелкую шушеру, если сами тихонько приручили?.. Как справится одной?»

Отняв ладони от лица, вскочила с постели. Осторожно выглянула в коридор. Две медсёстры заседали за столом, сторожа телефон — теперь единственное доступное средство связи. Меря шагами «камеру», тем самым действуя Шухеру на нервы, Вера всё приникала к косяку — проверить, не ушли ли болтушки. Не ушли и после обеда.

На сон-часе всё терапевтическое отделение уснуло. Даже книжный червь отложил своё чтиво и теперь сладко сопел, жадно обнимая подушку. Двери всюду распахнуты, но ниоткуда не доносится ни звука. Никого. Даже у телефона. Вера не повелась на соблазны удачи. В такое время и в такой день у медперсонала не должно быть дел: ни операций, ни приёма. А значит, они в любую секунду вернуться на пост. Нельзя оставлять целый этаж с больными детьми. Может произойти что угодно.

Ветер низко гудел, подгоняя, зазывая. Да, стоит прогуляться. Мало того, что стёкла в рамах дрожат, ещё и стены давят. Теперь особенно. Хотя на улицу в такую погоду не тянет. Зато какой повод пошарить мышкой по углам. Подглядеть за местными чудаками.

Больница как вымерла. Похолодало. Спасала импортная кофта на манер курток для американских спортивных клубов. Видимо, все разбрелись пить чай и наблюдать, как буря остервенело ломает ветки, расстреливает зайцев шишками. Храбрая Вера, скрываясь в тени, навестила чужие отделения. Проверить, не покинули ли её все, не удосужившись оповестить об отъезде.

В неврологическом крыле гремела колёсами каталка, кто-то интеллигентно ругался. Из хирургического доносился заливистый девичий смех. Где-то, куда забыли повесить табличку на входе, бегал по кругу мальчик лет трёх, звонко шлёпая пятками. Бесцельно, зато ему, похоже, весело. Отчего-то тревожная картина. Вера поспешила удалиться.

Вернувшись в свой корпус к концу сон-часа ни с чем, беглянка рискнула из чистой вредности. Или так просто ласково обозвала свою злость. Огибая незамысловатое ограждение с предупреждающей надписью «Ведутся ремонтные работы. Проход запрещён!», поднялась на последний этаж. Ломая шпингалеты, толкнула две хлипкие двери. Абсолютно бесшумно прошагала до середины коридора. И всё. Детский страх забился синицей в груди, больно царапая рёбра когтистыми лапками.