Больная

Те смотрели седьмой сон. Одного потревожил шум. Он бы выпучил глаза, но не хватало сил. Действительно больные. Хилые, худые, и даже в этом сером дневном свете желтушные. В тонких запахах высохшей эмали, медикаментов и слежавшихся матрацев узнавалась кислятина, какой смердят общественные уборные.

— Т… т… — ронял звуки полудохлик.

Любопытная, проходя мимо его койки, отметила про себя выступившие капилляры, сетями обмотавшие страдальческое лицо и шею. Бедняга, он тянул руки в немой мольбе. Из сгиба локтя, обвязанного бинтом, торчала коротенькая трубочка — катетер. Взломщица бросила на ходу:

— Ты ничего не видел.

— По… по-мо…

— Почему закрыто? — кинула претензию Вера. Непонимание ситуации, по-детски смехотворной, выводило из себя.

— По-мо-ги-и.

Злая, как цепная собака, та осталась стоять на месте. Тот и думать не хотел, что такие глотки грызут. Напротив, к ней, как к матери рвался, да не мог и шелохнуться. Впервые в жизни Вера почувствовала себя мамой. Загнанной в угол человеком, взвалившим на неё ответственность за свою жизнь. Хотя логичнее было бы узнать в себе врача. Врача смертельно больного пациента, бредящего напоследок.

Не обув тапочек, прошлёпала к постели. Плохая медсестричка цапнула за подголовник, грозно нависла:

— Ну что?!

Остальные двое как померли. А этот, третий, задрожал. Счастью не верит? Или глазам. Тусклым, в коих, как свет в конце туннеля, мигнуло что-то. Подсобрался, чтоб дар речи вернулся. Потрескавшиеся губы складывали слоги в слова.

— По-моги.

— Как? Выйти как?

Паренёк ахнул, грустно супя брови. Вера невольно переняла эмоцию. На вид — восемнадцать или даже двадцать лет. Что забыл в детской больнице?

— Пос-лушай.

— Ну?

— Нас дер… держат. К-ровь. Р-д-кая.

Девочка пусто хлопнула ресницами.

— По-чему меня не ищут? — Слеза лизнула впалый висок. Вера перетрусила, что с такой значительной потерей жидкости живой скелет испустит дух. Но нет, аж складнее заговорил. — Кровь берут. Не мо… встать.

Та скривилась.

— Упыри?

— Полгода. Полгода меня… Позвони в ми-милицию. — Забился под одеялом птицей, пойманной в ловчи. — П… По..!

— Ладно-ладно! — По-свойски постучала по мужской груди. Как по ксилофону. Рёбра через ткань проступают. — Я помогу. Ты только успокойся. Всё нормально. Я здесь. Ч-ш-ш.

Взрослый ребёнок побоялся спугнуть. Смиренно прикрыл веки. Сегодня выдался слишком нервный день, чтобы разбираться немедленно ещё и с этим. Вера по-прежнему заперта в четырёх стенах. А ей нельзя быть пленницей. В книжках принцессы меланхолично выглядывают на горизонте прекрасного рыцаря. У ребёнка с болезнью желудочно-кишечного тракта сказка другая. Потому что живот на новость об отсутствии доступа к нужнику обычно начинает выкобениваться, как строптивая лошадь. Чем сильнее волнуешься, тем вероятнее конфуз. Вот и сейчас внутри что-то перевернулось. Недостаточно болезненно, чтобы паниковать, но достаточно, чтобы думать холодно. Исключительно головой.

— Как открыть дверь?

— Врач. Ключ.

— Зашибись. Дальше?

Больной сделал старательное лицо. Из носа выступило красное. Вера сделала над собой титаническое усилие, чтобы это проигнорировать. Тем более, парнишка сам не обратил внимания.

— Я… по-зву. Спрячься. Выс-кчь.

— Что за врач?

— Ле-ч-щий. Не дол-жн… тебя…

— Да поняла я, — махнула гостья. Имени допытываться бесполезно.

Проверила, закрыто ли окно. Провела ладонью по полу — не оставила ли следов. Встала в угол, кивнула сообщнику. От его стона органы в брюхе в ливер скрутило. Раненное животное так не вопит. Эффективнее было бы орать самой. Но тут вроде как разворачивается секретная операция.

«Ни ногой больше из палаты. Ни ногой».

Дверь распахнулась внутрь. Мышкой вжавшись в угол, Вера проводила взглядом неизвестного в белом. В одной руке — капельница на колёсиках, в другой — приличная связка ключей. Смертельный номер — повиноваться порыву и выхватить. Хотя, как самой из-под носа незаметно улизнуть?

«К чёрту».

— Ну чего? Чего? — гундел уставший врач.

Больной, имени которого так и не представилось узнать, хныкал, не смея выдать девочку переглядками. Босая юркнула в коридор. Вспотевшая ступня предательски скрипнула о линолеум. Не заботясь более ни о чём, кроме спасения своей шкуры, Вера со всех ног кинулась к лестнице. Пыхтела, гремела дверьми, что возникали на пути. Не оглядываться, не уронить тапочек. Не Золушка.

Очнулась только у центрального входа. По-прежнему никого. Выходной. Даже мутного дяди Миши нет. Беглянка поплелась в своё отделение. Больше некуда.

В голове ни одной мысли. По дороге в палату ни одна так и не пришла. Книжный червь не оторвалась от чтения. Вера уткнулась лицом в подушку. Кровь с пальцев пачкала наволочку.

«Папа, ну где же ты?»

День 6

Дверь открылась бесшумно, но медсестра обернулась стремительно. Видно, глаза на затылке. Сквозняк пахнул кафельной чистотой.

— Опять последняя! — женщина в голубой рубашке и брюках комично махнула руками. — Садись уже.

— Здрасьте.